Авторы Юэн Макгрегор и Чарли Бурман. на английском языке.

Книга на Амазоне
на Bookfinder

Книга переведена и издана на русском. И уж коль возникло желание её прочитать То пожалуй начнем читать все вместе.
Я буду выкладывать её по частям и будем читать. Так что у всех будет возможность её оценить

Эван МакГрегор, Чарли Бурман

Вокруг света на мотоциклах

Посвящаю эту книгу сестре Телше, чье присутствие я чувствовал на протяжении всего пути. Память о тебе всегда со мной.

Чарли Бурман

Посвящаю эту книгу любимой жене Ив и нашим дочкам Кларе и Эстер.

Эван МакГрегор

Долгая дорога к дому

Магадан

ЭВАН: В последний день перед отъездом я отправился в порт. Встал в тот день поздно, позавтракал в одиночестве и отправился погулять. Хотелось увидеть Тихий океан. Дороги я не знал, так что наугад брел вниз по склону холма, мимо жилых домов, кивая, улыбаясь и махая рукой людям, встречавшимся мне на пути. Я дошел до берега, огляделся вокруг, достал фотоаппарат и сделал снимок. Вот он – сибирский город Магадан. Место, о котором я думал и мечтал два года как о мифическом городе, находящемся где-то далеко-далеко, куда невозможно добраться. Мне хотелось ухватиться за него, подержать в руках и взять кусочек на память, когда мы отправимся в долгий путь домой.

Я пошел дальше. Дорога привела к пляжу. Хотя на дворе стоял уже последний день июня, это был первый день в году, когда в Магадане выглянуло солнце. Всего три недели назад здесь шел снег, но в тот удивительный день было тепло, на небе ни облачка. Женщины надели купальники, а маленькие дети бегали голышом по песку. Люди приходили сюда семьями, приносили еду и жарили шашлыки. Я прошел мимо них, до самого конца пляжа, и вышел к гавани. Забрался на пристань и сел на швартовную тумбу, напоминающую гриб. Подошла овчарка и уселась рядом. Я чесал ей за ухом, глядя на океан и вспоминая тот день, когда мы с Чарли сидели в нашем маленьком гараже в западной части Лондона, в окружении мотоциклов, и мечтали о вольных странствиях. Единственное, чего нам тогда хотелось, – это просто проехать от Лондона до Магадана. Мы обложились со всех сторон картами и чертили маршрут, прикидывая, сколько миль получится пройти в тот или другой день, не имея ни малейшего представления о состоянии тамошних дорог. Чисто наугад мы строили путь с запада на восток, через два континента, от Атлантики до Тихого океана, выбирая места, которые можно проехать на мотоцикле более-менее по прямой. Время от времени опытные путешественники говорили нам, что планы наши слишком уж радужные и что мы сами не знаем, во что ввязываемся. До этого я никогда не ездил по бездорожью, а у Чарли походного опыта почти совсем не было. Нам говорили, что шансов на успех у нашего предприятия совсем немного. И, тем не менее – вот мы здесь, в Магадане, на другом конце света, и оказаться дальше от дома уже невозможно. Причем приехали мы сюда на день раньше установленного срока.

Я вспомнил один момент, бывший примерно за месяц до сегодняшнего дня, когда мы еще были в Монголии. Середина дня, мы пересекали красивую долину. Вдруг я остановился и слез с мотоцикла. Чарли, ехавший впереди, тоже прекратил движение. Он развернулся и подъехал ко мне. Уже издали я понял, что он в недоумении: в чем дело? Бензин не кончился, есть еще рано, так почему же стоим?

Я отошел в сторону. У меня не было желания объяснять, что причиной остановки стало ТО место – мы его уже почти проехали. Место, о котором я так долго мечтал, которое представлял себе за много месяцев до того, как мы покинули Лондон. Место, где течет холодная белая река, а рядом с ней поле, на котором можно поставить палатки. Место, где мы должны были остановиться, чтобы поболтать уставшими ногами в прохладной воде и наловить рыбы, которую потом зажарим на костре под ночным небом, усыпанным звездами.

Реку я увидел полчаса назад. Было совершенно ясно: это то самое место – прекрасная, большая белая река, и ни души на сотни миль вокруг. А сейчас мы просто проезжаем мимо.

Я присел на пять минут, чтобы осмотреться. Мы так спешили угнаться за графиком, что часто не успевали замечать окружающие нас места.

Потом мы двинулись дальше. Несколько недель спустя выехали к первой большой сибирской реке на нашем пути – широкой, быстрой и глубокой, пересечь которую на мотоцикле совершенно не представлялось возможным. Когда-то здесь был мост, но он давно обрушился. Я думал, что Чарли эта задержка будет сильно раздражать – ему всегда хочется ехать только вперед. Но нет, здесь он оказался в своей стихии. Чарли знал: что-нибудь или кто-нибудь обязательно подвернется и поможет. Из таких препятствий и состоит путешествие. Рано или поздно преграда окажется позади.

Сейчас я понимаю: на самом деле не важно, что мы не остановились тогда у той холодной и быстрой монгольской реки. Именно такие вот недостатки и несоответствия сделали наше путешествие замечательным. К тому же, если бы не постоянное стремление ехать дальше, мы бы могли так и не попасть в Магадан. В конце концов, река никуда не денется. Сейчас, зная о ее существовании, я всегда смогу к ней вернуться.

1. На двух колёсах

ЭВАН: Каждое путешествие начинается с малого. Восемь лет назад Чарли подошел ко мне в пабе «У Кейси», больше похожем на чью-то гостиную, чем на бар. Было это в городке Сиксмайл-бридж, что в графстве Клэр в Ирландии. Официально он представляться не стал, вместо этого широко и по-дружески улыбнулся.

«На мотоцикле ездишь», – сказал он.

«Ага», – не сразу ответил я, несколько ошарашенный видом странного длинноволосого парня, стоящего передо мной.

Мы с Чарли вместе с семьями (с женами и дочерьми) заселились в коттеджные домики в одном местечке в Ирландии, где шли съемки фильма «Поцелуй змея». (Фильм особенно дорог мне множеством долгих ночей, когда мы вместе с моим новым приятелем выпивали, веселились и говорили о мотоциклах). В тот день состоялась вечеринка по поводу начала съемок. У нас с Чарли было много общего, но это выяснилось потом. Мы оба были женаты, оба довольно успешно снимались в кино, у нас обоих были грудные дочери, и на протяжении долгих недель нам предстояло работать вместе. Мы могли бы говорить о чем угодно, но у Чарли есть одна замечательная черта: он умеет очень ловко обходить общие светские темы и сразу переходить к предмету, наиболее интересному для его собеседника. Этот раз не стал исключением. Открытость и приветливость Чарли сразу заставили меня забыть о собственной сдержанности.

«Ага… я езжу на Moto Guzzi 78-го года», – ответил я, упомянув свой первый большой мотоцикл – тяжелую итальянскую машину, конструкцией смахивающую на трактор. И понеслось. Вечер плавно перетек в ночь байкерских историй и обмена впечатлениями о радостях отцовства.

В следующие дни и недели я понял, что наша первая встреча была типичной для Чарли: он с ходу вступал в разговор с кем угодно – эта примечательная черта помогала разбить лед и быстро завязать приятельские отношения. Съемки шли очень долго, промедлений и задержек на площадке было даже больше, чем обычно. Дело часто заканчивалось тем, что мы отправлялись в бар «У Кейси», где вместе с Питом Постлетвейтом и другими членами съемочной группы играли в покер, пили «Гиннес» или «Харп» и болтали. Мы отлично проводили время – других способов развлечься и расслабиться в этом тихом уголке сельской Ирландии не было. Чем мы с Чарли лучше узнавали друг друга, тем больше находилось между нами общего. Например, одинаковые взгляды на воспитание детей: они – часть нашей жизни и должны в ней участвовать. В детстве Чарли, сыну известного кинорежиссера, пришлось немало помотаться с отцом с одной съемочной площадки на другую, меняя школы каждые несколько месяцев. Он знает не понаслышке то, что, как мне кажется, предстоит и моим детям. Мы очень сдружились, и к концу съемок я попросил Чарли стать крестным отцом моей дочери Клары.

Во время съемок дружеские отношения завязываются часто, потом съемки заканчиваются, и дорожки обычно расходятся. Иногда такое общение перерастает в довольно долгую дружбу, когда вы видитесь и без умолку болтаете – но лишь изредка. Впрочем, с Чарли все было совсем по-другому: мы не теряли связи и постоянно встречались семьями. А вскоре произошедшие события связали нас даже больше, чем общее увлечение мотоциклами и вечеринками.

Я летал в Чикаго и Лос-Анджелес, чтобы сняться в одной из серий «Скорой помощи», которая – так совпало – называлась «Далекий путь». И пока я в Америке играл роль пациента, лежа на больничной койке с трубками в носу, по какой-то странной и зловещей иронии судьбы Клара попала в больницу в Лондоне.

Поначалу я думал, что она просто сильно простудилась или подхватила грипп, но на самом деле это был очень серьезный менингит.

Я сразу же полетел домой, и следующие две недели мы с Ив (так зовут мою жену) просидели у кровати нашей малышки. Это было ужасное время, и Чарли с женой Ойли нас очень поддерживали. Незадолго до нашего знакомства в Ирландии им тоже пришлось пережить трудный период, когда их старшая девочка, Дун, сильно болела – у нее обнаружили дефицит белых клеток крови. Однажды Чарли навестил нас в больнице, и я пошел его провожать. У Клары все было очень серьезно. Чарли видел, каково мне приходится, он и сам знал, как тяжело видеть своего ребенка в больничной палате. Он просто повернулся ко мне и сказал: «Все будет хорошо. Она поправится». Чарли напомнил, что все дети болеют, а иногда и очень сильно. Никто лучше его не понял бы тот страх и одиночество, которое испытывают родители заболевшего ребенка. Он знал, какие слова тогда нужно было сказать. На прощание Чарли крепко обнял меня, потом закинул ногу на свою Honda XR600R, выехал на дорогу, встал на заднее колесо и проехал так до самого конца улицы. Почему-то меня это очень тронуло. Каскадерский трюк был таким спонтанным и неуместным, что на какое-то мгновение я забыл о своих тревогах, – он ободрил меня больше любых слов. В этом весь Чарли: его оптимизм не знает границ. Трудное время мы тогда пережили, но я никогда не забуду, как Чарли ехал по дороге на заднем колесе. Он помог мне именно тогда, когда я больше всего в этом нуждался, и в тот момент наша дружба была скреплена навек.

ЧАРЛИ: Когда я познакомился с Эваном в баре «У Кейси» в 1997 году, то сразу почувствовал в нем родственную душу. Как и у меня, у Эвана много увлечений в жизни, но мотоциклы – самое главное из них. Сам я мотоциклы люблю всю жизнь. Мое детство прошло на ферме в графстве Уиклоу в Ирландии, и неподалеку от нас жил парень, у которого был мотоцикл. Я часто видел, как он со свистом проносится мимо нашего дома. Мне тогда было лет шесть, и я думал: «Ух ты!» Примерно в то же время мой отец, Джон Бурман, снимал в Ирландии фильм «Зардоз» с Шоном Коннери в главной роли, и актер во время съемок жил у нас. Однажды на выходные к Шону приехал сын Джейсон. Он был постарше меня, и у него был мини-байк. Джейсон все время заставлял меня толкать этот байк туда-сюда по дорожке. Потом, когда Джейсон вдоволь на нем накатался, а я научился его заводить, мальчик разрешил мне проехаться самому. Я тут же свалился с байка, но ведь одно мгновение я сидел в седле, держал руль, слушал рев мотора, чувствовал запах выхлопных газов, бензина и ощущал скорость – этого оказалось достаточно. Меня зацепило. И я стал донимать родителей своей новой страстью. Вскоре их удалось убедить – мне разрешили купить (на деньги, заработанные на съемках «Большого ограбления поезда») маленькую Yamaha 100, которую я храню и по сей день. Вот это было счастье.

В те дни мимо нашей фермы часто проезжал сосед на итальянском Maico 500, лучшей машине на тот момент. Звали соседа Томми Рокфорд, и очень скоро он стал для меня настоящим кумиром. Его отец, Дэнни, работал старшим садовником в нашем саду. Как и его папа, Томми был добрым и щедрым, и самое главное – он позволял мне приезжать к ним домой и возиться с его Maico. Томми сажал меня на сиденье, заводил мотоцикл и держал, пока я не двигался с места. У меня тогда еще не получалось доставать ногами до земли, так что, накатавшись вдоволь по полю, я подъезжал к Томми, жал на тормоза и соскакивал с мотоцикла, когда тот начинал заваливаться на бок.

К 12 годам у меня уже была собственная 125-кубовая машина и, как и Томми, я все свободное от киносъемок время занимался мотокроссом. Примерно тогда произошло мое знакомство с Казом Балински, еще одним мотофанатом. Жил он через реку от нашего дома. У Каза была Yamaha YZ-80, и он построил собственный мотокроссовый трек, на который я и Томми стремились вырваться при первой же возможности. Мы гнали на мотоциклах до конца земель моей семьи, потом пересекали реку, неслись через поля Балински и поднимались на холм, где у Каза был тот самый мотокроссовый трек. Мы гоняли по кругу, соревнуясь в скорости, спотыкаясь и падая, пока не становилось совсем темно.

Еще через пару лет мне захотелось технику помощнее, кубов на 250. Отец сказал, что такая машина слишком большая и меня еще рано на нее сажать. Но я продолжал канючить и скоро стал гордым обладателем Yamaha YZ-250. В день, когда я впервые сел на нее, отец играл в теннис с соседом. На тот момент этот мотоцикл был пределом моих мечтаний. Я решил, что его размеры и мощность меня не испугают, и понесся прямо по газону мимо теннисного корта, решив сделать на глазах у отца «билли». Глядя на него и как бы говоря: «Ну что, видишь? Твой сын может ездить на этой штуке!», я был страшно доволен собой, пока не повернул голову вперед и не увидел каменную стену, опутанную сверху колючей проволокой, всего в нескольких футах от себя. Я рванул передний тормоз, пытаясь остановить мотоцикл, но под колесами была сочная зеленая трава почти по колено, так что ничего нельзя было сделать. Меня несло на эту стену. Я налетел на нее, мотоцикл из-под меня выскользнул, а сам я запутался в колючей проволоке. Отец подбежал ко мне – израненный ребенок лежал на земле, но по его лицу я понял: оказывать мне помощь он не собирается. Стоя надо мной, отец кричал: «Дурачина чертов! Говорил же тебе – не дорос ты еще до этой машины!» Байк валялся рядом, мотор еще работал, и все, что я мог – это жалостливо проскулить: «Ладно, ладно, может, снимешь с меня эту проволоку?»

Вскоре после этого случая я продал Yamaha и купил еще один 125-кубовый мотоцикл. Отец был прав: до YZ-250 еще надо дорасти. Прежде чем распрощаться с ней, я решил немного покататься вместе с Кевином, братом Томми, у которого был полностью укомплектованный дорожный мотоцикл. Моя YZ-250 была чисто мотокроссовой машиной и вроде как не считалась автотранспортом (не облагалась налогом), у нее даже фар не было – пришлось прикрепить спереди фонарь. Проездив несколько часов по проселкам графства, мы подъехали к развилке, где пора было поворачивать домой. И вот там, прямо посреди дороги, стоял сержант Кронен, местный полицейский. Руки у него были скрещены на груди, а лицо нахмурено. Я удивился. Как это он нас засек? «Очень просто», – сказал он. Кронен остановился, чтобы осмотреть брошенную машину, и, поднимаясь по холму, заметил белый огонек, потом красный огонек, потом еще один белый огонек – и никакого красного после него. Полицейский подумал, что у водителя задняя фара не горит, а тот об этом не знает, – надо ведь предупредить человека. А тут я выскакиваю из-за угла: о-опс. Попался, голубчик!

Сержант Кронен посмотрел на меня, подняв одну бровь, и тихо пробормотал со своим мягким ирландским акцентом: «Эх, Чарли, Чарли, Чарли. Тс-тс-тс. Что ж ты творишь-то?»

А ведь я был в шлеме. Как он меня узнал? Тайна, покрытая мраком. Кронен не упустил ничего. Четырнадцать нарушений: налог не заплачен, страховки нет, водительских прав нет, шины незаконные, мотоцикл незаконный, шлем не тот, невнимательность и беспечность на дороге и т. д. – не говоря уж о фонаре, привязанном спереди вместо фары.

Сержант приказал мне, «самому опасному преступнику в графстве», немедленно отправляться домой. До дома было еще миль семь, но я взял мотоцикл за руль и начал толкать его вдоль дороги. Сержанту Кронену и это не понравилось. «Садись на машину и дуй домой немедленно, – велел он. – У тебя большие неприятности».

К тому времени, когда я добрался до дома, сержант уже позвонил отцу, и тот был просто вне себя. Войдя в комнату решительным шагом, он швырнул мне телефонный справочник. «Тебе понадобится адвокат, – бросил он. – Сам его и ищи».

«Но пап, у меня же дислексия, – заныл я, по щекам текли слезы. – Я даже не знаю, как это слово пишется».

Эту историю отец припоминал мне потом еще долго, но даже после тех двух случаев моя страсть к мотоциклам меньше не стала. Вскоре после истории с сержантом Кроненом я снова ездил к дому Томми Рокфорда, как в старые добрые времена. Выходил из дома и вскакивал на мотоцикл, но садился в седле боком – чтобы успеть соскочить и прикинуться пешеходом, если меня кто-то увидит.

В другой раз я гнал вверх по холму на скорости 50 км/ч, когда из деревенского магазина вдруг появился Гарда Джексон, начальник сержанта Кронена. Времени затормозить не было, пришлось спрыгнуть с мотоцикла. Когда Гарда Джексон обернулся, он увидел, как я несусь со всех ног вверх по холму – в погоне за байком. Это был очень честный и принципиальный полицейский, но, к моему удивлению, он лишь смотрел и качал головой. Какое-то время Гарда Джексон наблюдал молча, но, когда пришел в себя, заорал: «Чарли! Что ты делаешь, черт тебя подери?» Всего несколько дней прошло после той передряги с сержантом Кроненом, а я опять попал в поле зрения представителя закона. Я ждал, что мне начнут выписывать штрафы, но на этот раз Гарда Джексон меня простил, и еще много лет мои мотоциклетные эскапады продолжались в том же духе: я старался избежать встреч с законом, пока в 21 год не сдал на права, уже живя в Лондоне. Тогда же я и купил Kawasaki Zephyr 750 – мой первый большой мотоцикл.

продолжение следует.....

ЭВАН: Я могу описать свое байкерское крещение двумя словами: мальчишеская влюбленность. Моей первой подружкой была миниатюрная девчонка с короткими волосами мышиного цвета, хулиганской улыбкой и таким же характером. Я сходил по ней с ума. Мы учились в Академии Моррисона, школе-пансионе в маленьком городке Крифф в графстве Пертшир в Шотландии. Я приходил туда только днем, а она жила в школе постоянно. Мне было лет 13–14, и мы какое-то время встречались. Девочка вся состояла из противоречий – наверное, это меня и привлекало, я постоянно думал о ней. В целом моя подруга была очень милой, но иногда в нее словно черт вселялся, и тогда она превращалась в сущую бестию. Первой девчачьей грудью, которую я потрогал, была ее правая грудь. Это знаменательное событие произошло в кустах у школьной террасы.

А потом она меня бросила. Так и пошло: мы то сходились, то расходились. Если я был не с ней, то бегал на свидания с другими девчонками. Но в итоге всегда возвращался. Однако наш странный роман резко закончился, когда она начала встречаться с парнем из Ардврека – другой школы в Криффе. Он ездил на 50-кубовом дорожном мотоцикле, заменив его потом на 150-кубовый. Я-то свою девушку до ее корпуса провожал пешком, обнимаясь с ней на прощанье у ворот; и вот она вдруг начала возвращаться домой с этим парнем. Он привозил ее к задним воротам и целовал, а потом всю ночь нарезал круги вокруг корпуса, привлекая к себе всеобщее внимание. Парень делал это ради нее. Я понимал, что он при этом чувствует, и знал, что при этом чувствует она.

Мне к тому времени было почти шестнадцать, но сердце мое уже было разбито. И вот однажды мы с матерью возвращались из Перта, куда ездили за покупками, и проезжали мимо магазина с мотоциклами. Я попросил маму остановиться, вышел из машины, поднялся на пригорок, где стоял этот магазин, и прижался носом к витрине. Там был 50-кубовый байк голубого цвета. Тогда я не знал ничего про эту марку, только это было неважно. Я знал самое главное – что смогу купить его месяца через три-четыре, когда мне стукнет 16. Быть может, и подружка моя тогда вернется.

В первый раз я катался на мотоцикле в шесть лет. Мой отец, Джим, был председателем «Круглого стола» города Крифф, и однажды он организовал благотворительное мероприятие в пользу детей из бедных семей. Это было что-то вроде «Джим исполняет желания», и вот один маленький мальчик захотел покататься на мотоцикле. Отец раздобыл шикарную красную Honda 50, и мы поехали на поле, принадлежащее одному другу семьи. Покатав малыша, меня спросили, не хочу ли я тоже прокатиться. Разумеется, хочу. Я забрался в седло и сорвался с места. Управление было проще некуда: крути «газ» и поезжай, и я объехал все поле. Мне показалось, что ничего лучше этого не бывает. Понравилось все – запах, звук, внешний вид, скорость, визг мотора на высоких тонах. А вот самое лучшее: там стоял Land-Rover, а рядом с ним – два больших тюка сена, между которыми был просвет метра в полтора. Оттуда, где стояли взрослые, этого просвета не было видно – просто один большой стог сена. Ну я и решил устроить им представление. Развернулся в их сторону и поехал прямо на сено, с ликованием слыша крики взрослых и понимая, что перепугал всех до смерти. Так прошел первый опыт езды на мотоцикле, и мне ужасно понравилось. Несколько месяцев спустя к нам в гости приехал мой дядя Кенни на мотоцикле, и он меня катал. Это подлило масла в огонь: мотоцикл стал предметом моих мечтаний.

Так что, когда я стоял у витрины того магазина в Перте, вдруг все стало ясно. Это судьба – так должно было случиться. Мотоцикл мне нужен как средство передвижения. Уже и не помню, так ли уж я хотел снова завоевать сердце своей подружки, но одно знал точно: вместо того чтобы везде ходить пешком, можно будет ездить на мотоцикле – и в школу, и на городской стадион на окраине, и еще куда-нибудь на выходные. Я точно понял, что мне нужно: заполучить этот мотоцикл. Невозможно было выбросить его из головы. Дни напролет я представлял себе, как сажусь в седло, завожу мотор, надеваю шлем и езжу по улицам города. Даже сон пропал. Совсем измучавшись этим страстным желанием, я завалил разными обещаниями маму: не буду ездить за город, буду очень осторожен, никаких опасных трюков, никаких глупостей. Хотя, если честно, эти обещания придумывались на ходу.

Крифф стоит на холме. Городок маленький, и дойти пешком можно до любой его точки. Пересечь весь Крифф получится всего за полчаса. Все свое детство я ходил по городу пешком – из дома до школы или до дома друзей. Это было совсем неплохо, но уже приближался возраст, когда появлялись мысли и о других возможностях. Крифф находится прямо в центре Шотландии, всего в пятидесяти милях к северу от Эдинбурга и Глазго, и от него до любого населенного пункта страны не более одного дня езды. Только, конечно, не на велосипеде. Так что при наличии стольких прекрасных мест поблизости мотоцикл был вещью более чем необходимой.

Я упрашивал маму, обещая ей весь мир в обмен на один мотоцикл. «Я не буду ездить быстро – не больше 50 километров в час, ну, пожалуйста, разреши», – молил я.

«Я поговорю с отцом», – ответила мама. Мне казалось, что шанс есть, хотя бы малюсенький, но родители остались непреклонны. Мотоцикл мне купить не позволили. «Если с тобой что-то случится, я себе этого никогда не прощу», – сказала мама.

Наверное, она была права. Когда мы с Чарли заехали ко мне домой во время четырехдневной поездки в Шотландию, ставшей генеральной репетицией нашей кругосветки, я показал ему магазин, у витрины которого провел немало часов, пожирая глазами тот мотоцикл. Чарли потом дразнил мою маму: «Ох уж эти родители! Вечно все запрещают. И невдомек им, что мужчине нужно что-то оседлать». Мама не сдавалась: «Но вы же понимаете, ему было всего шестнадцать, и он был такой… Он же мог попасть в аварию и не ехал бы сейчас вокруг света».

«Меня здесь вообще могло бы не быть», – вставил я.

«Так вот, мне кажется, мы правильно тогда поступили», – сказала мама.

«Разумеется, вы были правы», – ответил я. И это действительно так. В то время, когда я выпрашивал у них мотоцикл, мне уже удалось разок «пообщаться» со 100-кубовым четырехтактником, принадлежавшим Джорджу Карсону, нашему школьному техническому лаборанту. Я играл Сганареля в школьной постановке одноименной пьесы Мольера и однажды на репетиции, во время перерыва, вдруг спросил у мистера Карсона: «А можно мне прокатиться на вашем мотоцикле, сэр?»

«Не вопрос», – ответил тот, еще не зная, что я не имею ни малейшего представления, как им управлять.

Мотоцикл стоял в узком проходе у школьной столовой, которая одновременно служила актовым залом и школьным театром. Каким-то образом мне удалось его завести с кик-старта, но выжимать сцепление я не умел, так что он глох раза три. С четвертой попытки мне удалось сдвинуться с места и поехать вдоль дорожки, пока на пути у меня не стала стена, в которую я со всей дури и врезался, погнув колесо и руль. Когда вышел мистер Карсен, я стоял перед ним красный, как рак. Счет за ремонт составил больше 80 фунтов – по тем временам целое состояние для 15-летнего подростка, и мне пришлось несколько месяцев выплачивать их по частям, подрабатывая посудомойщиком и официантом в отеле «Мюррей-Парк».

Так что, когда мама отказалась покупать мотоцикл, в глубине души я ее понял, но все же большая часть меня очень об этом сожалела. В моей груди билось сердце мотоциклиста – вот только мотоцикла пока не было.

Примерно через год я уехал из дома, чтобы учиться в театральной школе. Сначала год жил в городе Файф, а потом поступил в лондонскую школу музыки и драмы «Гилдхолл», где вскоре подружился с Джереми Сприггсом, тоже молодым честолюбивым актером. Когда мне уже было 19, мы с Джереми поехали в один старый домик в деревне, принадлежавший какому-то его знакомому из Кембриджшира. И там, в этой полуразвалившейся лачуге, я нашел старый внедорожный мотоцикл. Он был совсем разбит, двигатель валялся рядом в полиэтиленовом мешке, весь мотоцикл был практически разобран на запчасти. И все-таки он был настоящим – это единственное, что имело значение. Преисполнившись решимости починить мотоцикл и заставить бегать, я купил его у приятеля Джереми за 150 фунтов. Когда мы вернулись в Лондон, Джереми сдал мотоцикл в ремонт. Несколько дней спустя он сказал мне, что ремонтировать там уже нечего. Я был в отчаянии. Наверное, Джереми поговорил с моей мамой и он просто не хотел, чтобы я ездил на мотоцикле: ведь если бы я разбился, Джереми чувствовал бы себя виноватым. Еще один мотоцикл ускользнул от меня.

Закончив Гилдхолл и начав работать, я сразу отправился в мотосалон в Кентиш-Тауне, в северной части Лондона. Много лет я заходил в мотосалоны, только чтобы поглазеть на мотоциклы и все, что с ними связано. До сих пор люблю почитать мотоциклетные каталоги, про всякие там перчатки и подножки – этакое байкерское порно. В центре зала в том салоне была выставлена Honda 100, которую разрешалось водить с автомобильными правами. Я ее тут же купил и полюбил с первого же дня. Ездил на ней везде: на вечеринки, на пробы – куда угодно. Впервые в жизни я чувствовал себя совершенно свободным. Можно было забыть про метро. И, конечно, экипировка у меня была соответствующая.

Однажды я стоял на светофоре в скоплении машин на выезде из Хампстед-Хата. Одет был как самый типичный мотоциклист: джинсовая рубаха, косуха, открытый шлем с защитными очками. Настоящий такой киношный байкер. Тут с другого ряда меня нагнал еще один мотоциклист, одетый, почти как я, – выглядел он очень круто. Поравнявшись со мной, он кивнул мне через крышу стоящей между нами машины: «Привет, как жизнь?». Я кивнул в ответ. Загорелся зеленый, и мы двинулись дальше. Когда машина, разделявшая нас, проехала, этот парень – восседавший, как оказалось, на большом Harley-Davidson – увидел, что я сижу всего лишь на «детской» 100-кубовой Honda. Если бы взглядом можно было испепелить, я бы сгорел на месте. Было обидно. Этот случай только укрепил мое решение получить мотоциклетные права и купить большой мотоцикл. Сдав экзамен, я тут же побежал в мотосалон на севере Лондона и приобрел очень старенький Moto Guzzi 1970-х годов выпуска, который назывался, как сказал продавец, Moto Guzzi Le Mans. Мне понравилось, как он выглядел, но впоследствии выяснилось, что заявления продавца относительно его качеств сильно расходились с действительностью. У него был руль на клипонах, и хотя он считался скоростной машиной, езда на нем скорее напоминала езду на тракторе. Машина оказалась не фонтан. Очевидно, его сдали в магазин в счет новой покупки. Я тогда еще в мотоциклах совсем не разбирался, и такую покупку сделал только потому, что мне понравился его внешний вид. Зато в кармане у меня были новенькие мотоциклетные права, и ужасно хотелось ездить на большой машине. В общем-то, он мне нравился – шумный, грязный и красивый. Я потом долго ремонтировал Guzzi и доводил до ума, пока он не стал настоящей конфеткой. Единственное, о чем я сейчас жалею, так это о том, что в конце концов его продал.

Теперь оставалась только одна проблема – куда деть мотоцикл на время приезда родителей. Я жил настоящей холостяцкой жизнью в квартирке в районе Примроуз-Хилл. Тусовался каждые выходные, начиная с вечера пятницы, когда мы с друзьями встречались в городе, и до вечера воскресенья, когда все вечеринки заканчивались у меня дома. Примерно в это же время в квартире надо мной поселилась красивая девушка из Австралии, Эльска Сандор. Она училась на что-то, связанное с текстилем, но мечтала создавать скейтборды. Эльска подошла ко мне первая – сам я стеснялся заговорить с ней, потому что сталкивались мы почему-то исключительно в последний день моих посиделок с приятелями – и с этого началась наша дружба. Когда ко мне приезжали родители, я затаскивал наверх к Эльске все свои мотоциклетные причиндалы – шлем, перчатки, одежду, журналы – и прятал их там. Несколько лет родители проходили мимо байка, прицепленного к столбу рядом с домом, ни сном ни духом не ведая, что он принадлежит мне.

Потом на съемках одного из эпизодов сериала «Кавана, Адвокат Ее Величества» я встретил красивую француженку-дизайнера. В Ив Мавракис я влюбился по уши, и вскоре мы поженились. С самого начала Ив дала мне понять, что к мотоциклам равнодушна и скорее считает их опасными. Если бы она всерьез попросила меня бросить это дело, я бы и вправду повесил свою кожанку на гвоздь. Но Ив знает, что мотоциклы – моя страсть, поэтому старается относиться к ним спокойно. Даже когда родилась Клара, Ив не стала выставлять мне никаких требований. Когда Клара была еще совсем маленькой, я познакомился с Чарли и благодаря этой дружбе стал еще большим фанатом мотоциклов.

Вскоре после знакомства с Чарли я начал сниматься в «Скрытой угрозе», первом из приквелов «Звездных войн». С Чарли и некоторыми из его друзей-мотоциклистов мы стали периодически встречаться. Все они, как и сам Чарли, ездили на спортбайках. Я видел, что спорт – классная вещь, но сам на него сел только когда Саша Густав, знакомый русский фотограф, одолжил мне свой. Это был первый незнакомый мотоцикл, на котором я ездил после долгого общения со стареньким Guzzi. Шокирующая получилась поездочка. Спускаясь с Хаверсток-Хилл в Хэмпстеде, я отъехал на приличное расстояние от города, взглянул на спидометр и заметил, что стрелка показывает уже 130 км/ч. Слегка перепугавшись, я нажал на тормоза, и мотоцикл тут же остановился. Меня это потрясло. Со спортбайками ничто не сравнится. Я тут же решил, что обязательно куплю новый мотоцикл и что это будет именно спортивная машина. Вот получу деньги за «Звездные войны: Эпизод 1» и куплю новенький, с иголочки, Ducati 748.

Когда на Ливсденской студии, на севере Лондона в Хертфордшире, начались съемки, я развернул кампанию по приобретению Ducati: хотел импортировать его из Италии с помощью Джеймса Уилсона, друга Чарли, возглавлявшего фирму «Set Up Engineering», специалиста по гоночным подвескам с юга Лондона. Покупать Ducati в Европе было немного дешевле, но платить нужно было наличными. Так что каждые несколько недель я наведывался в бухгалтерию «Звездных войн в Ливсдене, просил аванс в счет своей зарплаты и выносил каждый раз по несколько тысяч фунтов. Это была большая сумма, так что нужно было получить разрешение, чтобы ее выдали. Люди снимали „Звездные войны“, входили в роли, а я думал только о своем расчудесном Ducati.

И тут вдруг мне звонит Рик Маккаллум, продюсер и правая рука Джорджа Лукаса. Он хотел поговорить об этом мотоцикле. В первый момент я подумал: «Вот черт, кажется, я попал». Сначала решил, что снял со счета слишком много денег (будто бы у продюсеров «Звездных войн» мог быть недостаток наличности). Чувство вины всегда приходит первым, и я подумал о своих возможных ошибках. Отправился в продюсерский офис, постучал в дверь и вошел. Рик уже ждал.

«Мы с Джорджем хотим спросить, во сколько тебе обходится этот мотоцикл?» – поинтересовался он. Я назвал сумму, думая, что меня сейчас начнут отчитывать и просить не отвлекать от работы бухгалтерию.

«Мы с Джорджем хотели бы подарить его тебе», – сказал Рик. Меня это поразило. Следующие несколько лет я ездил на мотоцикле, который, по сути, принадлежал Джорджу Лукасу. Потом Ducati перешел к Чарли, и тот ездит на нем по сей день.

Поступок Джорджа Лукаса был отчасти ироничным, потому что по контракту обычно не разрешается во время съемок фильма кататься на мотоцикле. Исключением стали съемки «Мулен Руж» в Австралии, а еще второй и третий эпизоды «Звездных войн». В Америке, где на площадку мне приходилось ездить на лимузине компании или на своей машине, меня это дико бесило. Поэтому на первой же встрече с Базом Лурманом, режиссером «Мулен Руж», я заявил: если он хочет, чтобы я восемь месяцев работал в его фильме – а это гораздо больше стандартных трехмесячных съемок – он должен разрешить мне ездить на мотоцикле.

«Я актер. У меня есть жена и дети. И я люблю мотоциклы. Вот и все, больше мне ничего не надо, – так и сказал. – Запретить мне восемь месяцев ездить на мотоцикле – это как запретить слушать музыку. Для меня это очень важно. Я не могу распрощаться с мотоциклом на такой срок». Мне удалось объяснить Базу, что требование компании кажется мне совершенно неразумным и неприемлемым, и каким-то образом в Австралии они это дело со страховщиками уладили.

Где-то в середине тех восьмимесячных съемок я совершил поездку вглубь страны. Это было мое первое большое одиночное мотопутешествие – очень хотелось отдохнуть от работы над фильмом. На съемках «Мулен Руж» с Николь Кидман было здорово, но каждый божий день я был окружен людьми и начал от этого уставать. Вот решил немного прокатиться. Перед поездкой каждый член съемочной группы, включая самого База и продюсеров, совали мне под нос карты, предлагая тот или иной маршрут. Это была совершенно неслыханная вещь, чтобы актер, играющий главную роль, вдруг сорвался с места прямо посередине съемочного процесса и уехал куда-то на мотоцикле. Люди были встревожены, но меня им было не переубедить. Я сам принимаю решения и не позволяю никому себя остановить.

Проехав несколько часов, я нашел место для лагеря и поставил палатку. Ничего особенного не делал, просто сидел рядом с палаткой и поддерживал огонь в костре. Потом уснул и проснулся на следующий день в четыре утра. Я лежал на траве рядом с выгоревшим костром и смотрел на звезды. Больше мне ничего не было нужно. Я отдыхал и получал от этого удовольствие. Никто не будил меня на рассвете и не спрашивал, что я хочу на завтрак. Никто не говорил мне, куда встать, какую реплику произнести или движение сделать. Сниматься в кино очень интересно, но всякие технические мелочи съемок – сущая скука. В целом, это тягомотный процесс, лишь слегка сдобренный эмоциональными моментами.

Когда я уезжаю с работы на мотоцикле, совсем не важно, как прошел день. Телефона нет, музыки нет, и не нужно стоять сорок минут в пробке, мысленно пережевывая события дня. Я полностью сосредоточиваюсь на том, что делаю и куда еду, наблюдаю за происходящим на дороге. На подъезде к дому тяжелые мысли уже успевают вылететь из головы. В шлеме меня никто не узнает – при моем образе жизни это особенно ценно. Он отлично защищает от посторонних взглядов. На мотоцикле и в шлеме я просто еще один чудак на дороге – это-то мне и нравится. Но самое главное – есть что-то в самом процессе вождения мотоцикла: концентрация, сосредоточенность только на нем, желание все сделать правильно, быстро пройти поворот, не потеряв контроль, сделать это красиво, почувствовать машину. В такие моменты идет битва между головой, заставляющей сделать одно, мотоциклом, желающим сделать другое, и собственным телом, которое их соединяет. Именно поэтому я всегда тоскую, если в какой-то день мне не удается сесть в седло. И вот я вхожу в дом – уже совершенно спокойным.

ЧАРЛИ: Для большинства мотоциклистов просто ездить на работу в город недостаточно. Всегда хочется мчаться быстрее и дальше, ведь открытая дорога манит. Много лет по утрам в воскресенье я встречался с сотней других мотоциклистов на заправке в Бокс-Хилл в южном Лондоне – сбор был назначен на 6.30. К полудню мы уже добирались до южного побережья, где делали остановку, жарили что-нибудь на завтрак и спешили обратно в Лондон, чтобы пообедать с семьей. Как только у меня выдавалась пара свободных часов, я отправлялся к южным окрестностям реки у Вондсворт-Бридж или на шоссе А40 у Уайт-Сити, чтобы потренировать повороты. Я ездил по кругу, наблюдая, насколько низко могу наклонить мотоцикл, и наматывал за раз миль по тридцать или даже больше, пока не удавалось сделать идеальный круг. Во время таких напряженных тренировок края покрышек вытирались чуть ли не до краев. Для мотоциклиста это все очень важно, и мои «кружения» иногда доходили до того, что, когда я выезжал на прямую дорогу, то уже не мог по ней ехать. Как будто мотоцикл перекашивало в одну сторону – ту, в которую я привык наклоняться. Когда мы ездили по Лондону вместе с Ойли и дочками, Дун и Кинварой, мой мотоцикл всегда выезжал вперед. Иногда Ойли обгоняла и наблюдала за мной в зеркало заднего вида. Потом я догонял их, подмигивая передней фарой, вставая на заднее колесо и корча рожи детям, и снова выезжал вперед.

Но одержимость мотоциклами и высокими скоростями неизбежно сопровождается травмами. У меня было несколько серьезных аварий, которые чуть не закончились плачевно. Через несколько дней после возвращения из Ирландии, где проходили съемки «Поцелуя змея», я в компании пятнадцати других мотоциклистов (от строителя подмостков слегка за двадцать до отставного председателя «Имперского химического треста» за шестьдесят) отправился на 24-часовую гонку «Superbike race» на трассе Пола Рикарда на юге Франции. После долгого и утомительного перегона по северу Франции мы заночевали в дешевом отеле и ранним утром двинулись дальше, надеясь успеть к полудню на гонку, которая проходила в окрестностях маленькой деревушки Ле-Кастель в Провансе. Накануне я чувствовал себя на дороге прекрасно, но в этот день, едва мы двинулись в путь, наехал на маленькое скользкое пятно. Я почувствовал, как переднее колесо «клюнуло» и потеряло сцепление, – и занервничал. Плюс к этому еще похмелье после активных вечерних возлияний, так что сосредоточиться на дороге было непросто. Узкая и извилистая дорога шла то в гору, то под гору, иногда делая очень крутые повороты, поэтому я старался внимательно смотреть на полотно дороги перед собой. Через какое-то время я оторвал от него взгляд, поднял голову – и увидел, что еду по другому ряду и прямо на меня несется встречная машина. Мы оба ударили по тормозам, наполнив воздух серым дымом и запахом жженой резины. Я стиснул зубы и изо всех сил сжал рычаг переднего тормоза, приготовившись к худшему, но мы остановились за секунду до столкновения, мое переднее колесо замерло всего в нескольких дюймах от бампера машины. Через ветровое стекло я увидел отца семейства средних лет, его жену и троих детей, глядящих на меня во все глаза. На лице мужчины можно было увидеть смесь явного облегчения, слепого ужаса и сильнейшего возмущения. Я знал, что он думает: «Совсем свихнулся, чтоб тебя!»

В водовороте радостей и удовольствий двухнедельного поклонения мотоциклам на трассе Пола Рикарда я скоро позабыл об этом происшествии, но моя следующая авария, где-то через год после той, оказалась гораздо более серьезной. Вместе с приятелем гонял я по извилистым сельским дорогам и вошел в поворот на слишком высокой скорости. Тогда и понял, что на сотне миль в час в целости и сохранности из этого крутого виража мы вряд ли выберемся. Оглядевшись в поисках запасного выхода, я увидел впереди свободную выездную дорогу. Отлично: может, не все еще потеряно. Но потом я заметил крошечный выступ на краю асфальтового покрытия. На нормальной скорости я преодолел бы его без проблем, но на 150 км/ч он мог стать причиной большой беды. Через несколько мгновений я налетел на этот выступ, погнув обод переднего колеса. Потом на него наехало заднее колесо, и я услышал, как хрустнула его ось. Мотоцикл рухнул на землю и развалился на части, сам я очнулся лежащим в высокой траве на останках того, что когда-то было моим мотоциклом.

«Чарли, Чарли, ты где?» – это был Дэвид Хили, один из тех, с кем мы ездили по воскресеньям на побережье. Онемевший, ошеломленный, но все же живой, я выскочил из травы, как перепуганный суслик. Куски мотоцикла были разбросаны широко вокруг, и еще сломал четырехдюймовый столб ограждения. Спина и плечо дико болели, но все же больше пострадал мой мотоцикл, нежели я сам. Меня это даже немного огорчило.

«Чарли, – снова заговорил Дэвид, – ты должен съездить на специальную скоростную трассу. Там можно делать все то же самое, даже еще быстрее, но при этом без риска убиться».

Мой первый день на Снеттертоне стал настоящим открытием. Это простой, длиной в две мили гоночный трек, построенный на авиабазе времен Второй мировой войны в Норфолке. В конце того дня я впервые в жизни подумал, что, если бы узнал о его существовании в более юном возрасте, то стал бы мотогонщиком. Все было прекрасно, за исключением одного действительно страшного, неприятного момента: я тогда осознал, чем хочу заниматься в жизни больше всего, – но возраст уже не тот, чтобы всё начинать с начала.

продолжение следует....

Добавлено (09 Февраль 2011, 22.15.52)
---------------------------------------------
читаю про байкерское крещение - мальчишескую влюбленность Юэна и приходит на ум вывод: сначала был влюблён в девочку... а потом влюбился в мотоциклы

Добавлено (09 Февраль 2011, 22.48.45)
---------------------------------------------
Любовь к мотоциклам сначала была безответная, хоть и страстная. Родители запретили их роман! Самой главной страстью и любовью Юэна теперь были мотоциклы, и это продолжадось до тех пор пока он не влюбился в Ив. Из-за новой любви он был готов бросить прежнюю страсть, но Ив оказалась не ревнивой

Продолжение:

ЭВАН: Скоро мы стали ездить на этот трек вместе. У меня опасных инцидентов было гораздо меньше, чем у Чарли, хотя сильно преувеличенные отчеты об аварии на Honda Blackbird и попали во все газеты. Писали, что я едва не разбился насмерть во время поездки в Шотландию с отцом в марте 1999 года, когда должен был присутствовать на церемонии вручения «Оскара» в Голливуде. Якобы, я совершил наезд на скорости 280 км/ч. На самом деле я тогда просто поскользнулся на дизельном пятне и упал, когда мотоцикл качнуло; скорость была около 50 км/ч; и произошло это больше чем через неделю после церемонии. Гонять по дорогам я вообще не умею. Пару раз чуть было не столкнулся с другими машинами, когда на повороте меня выносило на встречную полосу. Увидев приближающуюся машину, я в состоянии только кричать про себя: «О господи!» Думаю, что это глупо. Отлично помню перепуганные лица водителей тех машин и собственную единственную в тот момент мысль: «За что?» Я ведь просто старался не отстать от едущего впереди. Вот гонять по специальным гоночным трассам – другое дело: здесь встречных машин нет.

Первые гонки, на которых я побывал, были организованы фирмой Ducati на английском гоночном кольце «Brands Hatch Indy». На них должен был приехать Карл Фогарти, легендарный четырехкратный чемпион мира в классе «Супер-байк». Ducati знали, что я езжу на их 748-м, и решили меня пригласить. Прикатив на это мероприятие на собственном мотоцикле, я вдруг обнаружил, что у моего совершенно ослепительного кожаного костюма, подаренного журналом «Bike», разошлась молния на ширинке. Костюм мне подарили после фотосессии для этого журнала, где я позировал на своем Moto Guzzi. Когда меня спросили, какого цвета он должен быть, я сказал: «Ну, мотоцикл у меня желтый, так что пусть будет что-нибудь желто-черное». Я имел в виду что-нибудь почти совсем черное, лишь с небольшими включениями желтого. И вот это творение портняжного искусства прибыло. Выглядело оно, как желтый флаг с черными клетками наискосок, и было похоже на гнилой банан. Ботинки смотрелись так, будто их обрызгали яркими красками – розовой, красной и зеленой – сплошной кошмар. Перчатки были не лучше. И вот он я, во всем великолепии и с распахнутой ширинкой на первых в своей жизни гонках, где присутствовало несколько мотожурналистов. Я знал, что некоторые из них были повернуты на байках, так как с их помощью зарабатывали себе на жизнь. Кто-то дал мне серый скотч, и я залепил им пах прямо поверх своего желтого, блестящего кошмара. Вид у меня был еще тот.

Журналисты засыпали меня вопросами о том, что я чувствую. Но мне было очень нехорошо от страха и ожидания старта. Больше всего хотелось, чтобы оставили в покое, а все вопросы задали после финиша. Ducati поставили меня в пару с самым старшим участником. Когда мы осматривали трассу, он спросил меня, насколько быстро я езжу. «Ну, довольно-таки быстро», – ответил я. Вопрос скорости его несколько беспокоил. «Давай не будем гнать на первых порах», – предложил он. Потом мы выехали на старт, я пристроился за соперником. Очень скоро и он, и все журналисты словно исчезли, испарились в воздухе. Я перестал обращать на них внимание. Но потом подумал, что с таким отношением шансов на победу у меня нет. Так оно и было первые восемь или десять кругов. Мой опыт вождения мотоцикла был еще слишком мал, и я не знал многих важных моментов: на какую передачу переключиться, как выдерживать траекторию и как заставить машину работать правильно. Но на настоящих гонках учишься быстро, так что скоро я уже разобрался, что к чему. Свешиваться с мотоцикла, почти касаясь полотна, очень странно, но в то же время это потрясающее ощущение, ничего лучше я не испытывал; со временем ты набираешься опыта, и это перестает пугать. Но даже сейчас, после многих дней на треке, перед первым заездом я всегда нервничаю, потому что главное в гонках – заставить мозг игнорировать природные инстинкты, особенно на виражах. Сопротивляясь до последнего момента, донельзя затягивая торможение, отрывая от полотна всю заднюю часть машины, ты стремишься все сделать максимально мягко и гладко, в то время как внутренний голос кричит: «Сбрось скорость!» Когда все получается – ощущение необыкновенное.

Но высокая скорость при езде на мотоцикле – не главное, Очень важно получать удовольствие от самого процесса, преодолевать милю за милей, плыть по гладкому полотну шоссе, следовать за дорогой и не думать о том, куда она приедет, – просто путешествовать. Как только у меня появляется такая возможность, я сажусь на мотоцикл и уезжаю на пару дней. Несколько лет назад я ездил из Лондона на северо-восток Франции навестить родителей жены. Хотелось путешествовать инкогнито, чтобы никто не узнал, – и поэтому на моей голове появился ирокез. Через день езды по Центральной Франции я остановился в кемпинге у Тарнского каньона и поставил там палатку. В шортах и жилетке, с шестидюймовым ирокезом и огромным сердцем, свежевытатуированном на предплечье, в которое были вписаны имена жены и дочек, я отправился в местный бар. Сидя за стойкой и потягивая выпивку, подумывая об остановке на несколько дней в этом прекрасном месте, об отдыхе и осмотре достопримечательностей, я собрался спросить у бармена о свободном столике на вечер. И вдруг заметил взгляд одного из посетителей, от которого сразу же захотелось оттуда уйти. На меня смотрели, как на грязь, в глазах читалась настоящая ненависть. Было очевидно, что этот француз в баре, с сигареткой, зажатой между тонкими губами, презирал меня только из-за моего внешнего вида. Я был потрясен: как один человек может смотреть на другого с такой ненавистью? И всего лишь из-за его дурацкой прически.

Я перешел дорогу и заглянул в ресторанчик со множеством столиков, стоящих и внутри, и снаружи. Хотелось заказать столик на вечер. Официантка посмотрела на бармена. Потом они оба посмотрели на меня, молчание затянулось. А потом она просто сказала: «Нет».

Я не поверил своим ушам. Ей что-то не то послышалось? «Столик на одного – только для меня – pour me». «Нет».

«Где-нибудь в уголке?»

«Нет».

Я вернулся в палатку и лег спать голодным, в окружении сотен счастливых английских туристов. Именно из-за того, что их так много во Франции, я и побрил голову – чтобы не узнавали. Мои старания изменить внешность зашли так далеко, что теперь я даже не мог поесть в местном баре. За неделю путешествия по стране мое лицо не узнали ни разу, зато рестораторы и бармены шарахались от меня как от чумы, поэтому вскоре я совсем оголодал и чувствовал себя ужасно одиноким. Благодаря этому я доехал до места назначения на несколько дней раньше, чем ожидал. Еще через пару лет, сразу после окончания съемок в фильме «Крупная рыба», которые шли в Алабаме, со мной снова произошло нечто подобное. Перед возвращением домой в Лондон мне хотелось заехать в Лос-Анджелес. Я купил большой Harley-Davidson Roadglide и направился в Оклахому, чтобы проехаться по немногим сохранившимся участкам легендарного шоссе Route 66. Через три дня пути я прибыл в Элк-Сити, один из пунктов на этом мифическом шоссе. Городок стоял вдали от больших дорог и казался застрявшим в тридцатых годах, увековеченный в «Балладах пыльных бурь» Вуди Гатри. Я вошел в здание старого бара, где с десяток пустых столиков будили желание перекинуться в карты – вот только было не с кем. Все здесь дышало историей, в углу стоял американский флаг – так и тянуло встать рядом, положить руку на сердце и запеть гимн. Тут же молодой парень играл на бильярде с девушкой, еще трое резались в карты за дальним столиком. Рядом с баром располагалась оружейная лавка, в витрине которой висели две таблички: «Мы не звоним 911» и «Мы живем по индийскому времени», а еще дальше по дороге была местная гостиница «Холидей-Инн Экспресс». Туда я и направился. Весь день дул пятибалльный ветер, дорога шла круто в гору, и меня это совершенно вымотало, хотелось есть и спать. «Чем могу помочь?» – спросил администратор.

«Мне нужна комната», – сказал я и попросил номер на двоих, чтобы иметь побольше места.

«У нас сейчас нет свободных номеров». Но парковка снаружи была пустой. Дело шло к вечеру, а рядом с гостиницей не наблюдалось ни одной машины.

«Да ну? Что, совсем ни одного нет?» «Именно так».

Я перешел дорогу и снял номер в мотеле, а несколько месяцев спустя в «Шоу Джея Лено» по телевидению рассказал, как меня завернули в той совершенно пустой гостинице. В декабре 2003 года Джей снова пригласил меня в свое шоу, на этот раз по поводу участия в «Вокруг света на мотоциклах». Там он с огромной помпой вручил мне ваучер на трехдневное проживание с завтраком в той самой гостинице «Холидей-Инн Экспресс» в Элк-Сити, который прислало ее руководство. Нельзя сказать, чтобы я поспешил воспользоваться этим предложением.

Короткие побеги от домашней рутины и съемок привели к тому, что мне захотелось большего. Я никогда не путешествовал самостоятельно, так как уже к шестнадцати годам вознамерился стать профессиональным актером. Поэтому выходные и каникулы проводил за ремонтом кладовой в доме, мойкой машин в гараже и вылавливанием дохлой рыбы в болотных сапогах и с ведром в руке из водоемов фермы, где разводили форель, – нужно было платить за следующий семестр обучения и проживания в театральной школе. Но я всегда любил ходить в походы, мне нравились поездки с родителями в Бретань и в парк Камусдарах, где мой дядя и учитель, Дэнис Лоусон, в начале 80-х снимал «Местного героя» с Бертом Ланкастером. Мне очень приглянулся местный пляж и маленькая площадка для кемпинга поблизости; именно тогда я и научился ценить прелесть полной независимости и путешествий.

Постепенно в голове у меня начал вырисовываться план поездки. Я уже предлагал Чарли съездить в Испанию вместе с женами, но нужно было подождать, пока дети подрастут. Так долго я ждать не мог. Хотелось чего-то уже в ближайшем будущем. Одним субботним утром я взял старшую дочь Клару, и мы отправились в магазин, где продавались географические карты. Я купил общую карту мира, разложил ее на бильярдном столе дома в подвале и погрузился в мечты. Моя жена провела детство в Китае, и я подумал, не съездить ли туда. Потом заметил, что если из Монголии повернуть не на юг, в сторону Китая, а на север – в Сибирь, то до края Азии будет не так уж далеко. А уже оттуда совсем близко до Аляски – только Берингов пролив пересечь, а с Аляски можно махнуть через Северную Америку. Проехать от Лондона до Нью-Йорка – действительно большой круг, и выглядело это очень заманчиво. Я смотрел на карту, и тут позвонил Чарли. «Приходите сегодня к нам ужинать», – позвал я.

Когда Чарли с Ойли приехали, я уже все решил. Чарли тоже долго уговаривать не пришлось. Если мне в голову приходит какая-то идея, то на какое-то время она поглощает меня полностью. Жена знает эту мою особенность, план показался ей очень диким, а путь – ужасно далеким, так что она сразу сказала: «Конечно, поезжай». Ойли отнеслась к идее более настороженно, хотя в принципе против не была. Она знала: если я за что-то берусь, то всегда довожу дело до конца, и, наверное, лучше всех нас понимала, во что мы ввязываемся. Мне еще нужно было закончить работу в трех фильмах – в «Крупной рыбе», в третьем эпизоде «Звездных войн» и в «Останься» – и потом меня ждала полная свобода. Я решил, что возьму отпуск месяца на три-четыре, и весной 2004 года мы отправимся в путь.

Первое, что мы сделали – это купили книгу «Мотопутешествия: Книга искателя приключений». В глаза сразу же бросилось первое слово первой главы. «Готовься», – предупреждали нас. «Как правило, первое одиночное трансконтинентальное путешествие – например, пересечение Африки, Америки или Азии – требует не менее года подготовки», – говорилось далее, причем слово «года» было выделено жирным шрифтом. «Если же ты подумываешь о том, чтобы отправиться в путешествие вокруг света, удвой этот срок». Два года. Мой агент в Лос-Анджелесе и так уже психовал из-за моей пропажи всего-то на пару месяцев. Забыть о карьере на два года я не мог, и Чарли тоже нужно было зарабатывать на жизнь. Нам это совсем не подходило, и все-таки в книге, считающейся библией мотопутешественника, указывался этот срок. Именно столько времени понадобится для того, чтобы составить план путешествия, проложить по карте маршрут, сделать визы, пропуски и другие документы, выбрать и подготовить мотоцикл, овладеть базовыми медицинскими и техническими навыками, сделать все прививки, запастись туристским снаряжением и запчастями для мотоцикла, выучить языки и подготовиться морально. Похоже, поездка должна была превратиться в несбыточную мечту.

Но мы придумали способ ее осуществить: заснимем все на видео и потом продадим пленку на телевидение. Путешествие двух известных актеров вокруг света, безусловно, вызвало бы интерес. Под это дело можно найти финансирование и производственную телекомпанию, которая поможет нам с подготовкой. Мы бы сосредоточились на мотоциклах, собственной физической подготовке и выборе снаряжения, предоставив компании заниматься оформлением бумаг, приобретением снаряжения и прочей логистикой. Если фильм снимать самостоятельно, то удастся полностью контролировать процесс и сохранить дух поездки. Хотелось поставить на первый план некоторые понятия: двое друзей и дорога, выживание собственными силами, дружба, закаленная трудностями. Так как у меня на 2003 год была запланирована работа в тех трех фильмах, мы решили, что продюсеров будет искать Чарли.

ЧАРЛИ: В апреле 2003 года – я тогда был в Лондоне – позвонил Эван. «Я свободен с января по август в следующем году! – кричал он, в голосе слышалось радостное возбуждение. – Тогда и поедем. Я говорил с агентами в Лондоне и Лос-Анджелесе и освободил эти восемь месяцев. Как там у тебя дела с продюсерами?»

Вопрос застал меня врасплох, и я соврал: «Эээ… все неплохо… есть люди. У меня уже назначено несколько встреч». Потом положил трубку, уставился в окно и подумал: «Вот черт». К счастью, в бумажнике нашлась визитка одного очень энергичного и амбициозного продюсера, с которым я познакомился на вечеринке за две недели до того. Расс Малкин был человеком дерзким и самоуверенным – самые важные качества для хорошего продюсера. Он владел собственной телекомпанией под названием «Image Wizard», которая специализировалась на телепроектах, за которые не брался никто другой. Расс попал в «Книгу рекордов Гиннесса» за самое быстрое производство художественного фильма: тринадцать дней на все, включая написание сценария, съемки, монтаж и демонстрацию на благотворительном показе в Лондоне. Очевидно, что он умел укладываться в самые жесткие сроки. Кроме того, у Расса был опыт производства программ о гонках на катерах и других экстремальных видах спорта, плюс он сам ездил на мотоцикле, так что отлично понимал страсть к высоким скоростям и притягательность больших дорог. Казалось, Расс – именно тот человек, который нам нужен.

Я встретился с ним и рассказал о наших планах. Скоро должен был приехать Эван, и мы договорились еще об одной встрече, но Эван приехать не смог. Я видел, что Расс начинает сомневаться в его участии в проекте вообще и теряет надежду когда-либо с ним встретиться. К счастью, на следующую встречу Эван все же явился. Они обо всем договорились, и мы начали большое паломничество по содружеству независимых производственных телекомпаний. В каждой мы слышали одно и то же: «Да, да, мы готовы взять этот проект. Не вопрос. Мы привлечем BBC. Они помогут финансово. Мы все сделаем. Положитесь на нас». Звучало очень впечатляюще, но хотелось услышать совсем не это. Наша мечта о путешествии двух друзей – и больше никого – оказалась под угрозой. Ее готовы были разрушить управляющие с телевидения, с длинными волосами, собранными в хвост, все как один одетые в мешковатые джинсы, футболки поверх толстовок с длинными рукавами и с бейсболками на голове. Эван знал по собственному опыту, как важно сохранить контроль над процессом: несколько лет назад он делал фильм про белых медведей в окрестностях города Черчилл на берегу Гудзонова залива на севере Канады. Его производственная телекомпания потом переиздала этот фильм и продала телевещательным компаниям по всему миру. Она неплохо заработала, а сам Эван, который собирался передать эти деньги обществу по охране белых медведей, не получил ни пенса. Те съемки показали Эвану, что несколько недель в совершенно новой обстановке гораздо интереснее спокойного отпуска с морем и пляжем, и привили ему вкус к приключениям. Еще после этой истории мы сделали вывод: если хотим снять фильм, то диктовать условия должны сами. Только вот как это сделать?

Расс посоветовал обратиться к Дэвиду Алексаниану, его старому другу из Лос-Анджелеса, который занимался низкобюджетным независимым кино. Вместе со своей сестрой Алексис, имевшей большой опыт производства крупных студийных и независимых фильмов, Дэвид специализировался на проектах, от которых отказывались другие продюсеры. Их нельзя было отнести к той или иной категории, в основе лежали талант и воображение, а не большой бюджет и стандартные продюсерские ценности. Расс сказал, что без Дэвида ему не обойтись – он превосходный переговорщик, заработавший свое состояние на Уолл-Стрит, именно он и должен стать нашим посредником на переговорах в Америке. Мы встретились с Дэвидом, и тот нам сразу понравился. Это явный игрок, такой типичный американский делец, который не боится работать по принципу «будь что будет». В то же время он был натурой увлекающейся и безгранично великодушной. Самое главное – Дэвид тоже ездит на мотоцикле и, заверил нас Расс, отнесется с пониманием и уважением к духу и сущности нашего приключения. В сентябре я, Расс и Дэвид полетели в Сидней, где Эван заканчивал съемки в третьем эпизоде приквела «Звездных войн». Мы взяли напрокат два эндуро Yamaha Super Tenere и махнули в глубь страны, где Дэвид с Рассом сняли про нас небольшой видеофильм, который бы донес нашу идею до телепрокатчиков. Сразу после «Звездных войн» Эван полетел в Лондон на съемки фильма «Останься»; это был у него уже третий фильм подряд, без перерыва – так тяжело приходилось работать, чтобы освободить большую часть следующего года. За последние двенадцать месяцев Эван отдыхал всего восемь дней, и его агенты и семья начали воспринимать путешествие всерьез, только когда до большого запланированного перерыва осталось всего ничего. Сначала они думали, что это праздная фантазия уставшего от напряженной работы человека. Мои друзья и почти все родственники над нашими планами лишь посмеивались. Эван все стены своего трейлера на площадке «Останься» в Нью-Йорке обклеил картами стран, через которые мы собирались проехать, и все свободное время скрупулезно планировал маршрут. В Лондоне же тем временем все шло наперекосяк. У нас до сих пор не было ни мотоциклов, ни штаба, ни денег, ни персонала, ни походного снаряжения, ни прочей техники. Только мечта и настойчивость Эвана подстегивали нас в поисках телевизионщиков.

ЭВАН: В декабре Расс и Дэвид прилетели в США, чтобы встретиться с моими агентами в Лос-Анджелесе. Те знали про путешествие – я с самого начала был с ними откровенен. Знали они и про мой большой перерыв в работе. К несчастью, встреча прошла не так успешно, как хотелось бы. Агенты сомневались, что вообще кого-нибудь наш фильм заинтересует. Но без поддержки телевидения нам бы не хватило денег на эту затею.

Я позвонил Чарли прямо из машины. «Чарли, мои агенты сомневаются, что у нас получится», – сказал я. И почувствовал, как он сник. Чарли тоже оставил свою работу в начале года, и было слышно по голосу, как его мир буквально рушится. Все свои надежды Чарли связывал с поездкой и нашим фильмом, который должен был ее финансировать. И вот теперь, похоже, ему предстояло пойти к Ойли и сказать: «Кажется, наш фильм никому не нужен».

В первый раз с тех пор, как я выдвинул эту идею и привлек на свою сторону Чарли, над путешествием нашей мечты нависла такая угроза. Когда я осознал положение дел, то начал понимать: приключилась большая неприятность. Для Чарли, который с Рождества оставался без работы и почти без денег, это была самая настоящая катастрофа, и он запаниковал. «Подождем, кто-нибудь обязательно появится, – сказал он, – мы сейчас пытаемся продать права на фильм иностранным телекомпаниям. Ведь где-то же есть люди, которым это интересно, значит, где-то есть и деньги, чтобы за это заплатить».

Но сомнения моих агентов заставили нас призадуматься. А может, эта программа действительно никому не нужна и никто ее не купит? В конце концов, мы же не смогли заинтересовать ею большое голливудское агентство – мое агентство? Я начал опасаться, что нам придется взять все расходы на себя, и только собрался поговорить об этом с женой, как она сказала: «Вы должны попробовать обойтись без Дэвида и Расса, без телевизионщиков и прочих посторонних. Вообще без никого и без ничего. Сосредоточьтесь на самом путешествии и на том, как справиться своими силами».

Именно такие слова нам и были нужны. Мы поняли, что Ив целиком приняла нашу сторону. Она помогла снова поверить в себя. Мы точно знали: снять фильм о путешествии – идея стоящая. Эти планы ведь заинтересовали всех, кто о них слышал. Так что мы снова связались с Дэвидом и Рассом. Думая о том, что бы они могли сказать на переговорах, мы велели им оставаться в Лос-Анджелесе. Но они оказались на шаг впереди. Дэвид и Расс уже встретились с Уильямом Моррисом из другого крупного теле– и киноагентства, которому этот проект показался многообещающим. Уже на январь они запланировали несколько встреч с телевещательными компаниями. Еще не все было потеряно.

Тем временем мы в Лондоне занялись поисками помещения под представительство. Хотелось найти что-то вроде гаража, чтобы подготовить мотоциклы. Одновременно там должны были быть и офисные помещения для производственной команды, и аппаратная для видеомонтажа. Несколько недель мы рыскали по всему городу. Большая часть предложений не устраивала по цене, другие сдавали слишком маленькие помещения или расположенные очень далеко. Но однажды, за несколько дней до Рождества, Чарли, совершенно подавленный неудачами в Лос-Анджелесе и бесконечными осмотрами пустых и непригодных зданий, подъехал к очередному такому весьма непривлекательному строению, располагавшемуся на одной из жилых улиц района Шепердс-Буш на западе Лондона. С тоской глядя на мрачные стены, он совсем уж было решил бросить это дело, но потом вошел внутрь и поразился. В здании имелся гараж с выходом на улицу, который к тому же был оборудован специальным спуском для выезда мотоциклов. На первом этаже нашлись кухня и кабинет, а на втором – еще несколько комнат. Помещение подходило нам идеально. Всего за несколько дней до Рождества наше предприятие вдруг начало приобретать реальные очертания. Теперь оставалось только протестировать и выбрать мотоциклы, загрузить их дорожным снаряжением, заказать запчасти, запастись походным оборудованием, разработать маршрут, сделать визы и прочие документы, потренироваться в езде по бездорожью и заключить договор с телевидением, которое бы это все оплатило. И вперед.

продолжение следует.....

2. Из хаоса – навстречу счастью

День отправления

ЭВАН: 14 апреля, в среду утром, в начале десятого мы двинулись в путь. Впереди лежали три континента. Все их нужно было пересечь, прежде чем оказаться в Нью-Йорке. Приготовившись преодолеть 32 000 км и 19 временных зон за 108 дней, мы выехали из нашего штаба на Бульвер-Стрит под шумные прощальные крики друзей, родственников и рабочей команды. Потом мы повернули за угол, и они скрылись из виду – а наша команда двинулась на восток и проехала первые несколько десяткой метров большого пути. Дальше мы сделали первую остановку: на ближайшей бензоколонке. Нужно было заправиться. А потом Чарли уронил мотоцикл, уже во второй раз за утро.

Мы переглянулись. Это было совсем не похоже на Чарли – он над своим байком контроль никогда не терял, но мы понимали, какие мысли сейчас проносятся в наших головах. Правильно ли выбраны мотоциклы? Не слишком ли они тяжелые? Не перегрузили ли мы их? И как, черт возьми, мы будем справляться с мотоциклами на плохих дорогах, в болотах, степях и пустынях Азии, если не можем их удержать даже на ровном асфальте западного Лондона? Было очевидно: мотоциклы слишком тяжелые и перегруженные. Но все же причина внезапной слабости Чарли была не столь прозаичной.

ЧАРЛИ: После долгих месяцев ожидания, наконец, наступил день отправления, и мы с женой Ойли и дочками Кинварой и Дун поехали на Бульвер-Стрит. Я сильно волновался и нервничал, дети капризничали чуть больше обычного, но в целом это было обычное утро. Девочки возятся на заднем сиденье мы с женой болтаем впереди – как будто бы едем на самую обыкновенную прогулку за город. Потом мы свернули на Бульвер-Стрит и попали в настоящий хаос. Там и сям сновали люди. Одни крепили технику к машинам, другие проверяли списки, третьи таскали тяжелые ящики из штаба и грузили их на прицеп передвижной телестанции, четвертые просто толкались рядом в ожидании нас. От увиденного у меня началась нервная дрожь.

Вопрос с большей частью оборудования, в том числе двумя мини-автобусами Mitsubishi службы техподдержки, окончательно решился за считанные часы до отправления. Ради этого наша команда неделю работала практически на износ, люди не спали по двое суток. Эван, конечно, был готов уже давно. Его хлебом не корми – дай навести порядок, все разложить по полочкам и каталогизировать для наведения справок в будущем. Он потом рассказывал мне, что вечером накануне отправления аккуратной стопочкой сложил у кровати одежду на утро – трусы и носки сверху, рядом лежали не менее аккуратно собранные сумки. Я же, наоборот, все оставил на самый последний момент и потом под тревожным взором Эвана торопливо распихал свою одежду, снаряжение и запчасти по сумкам, совершенно не обращая внимание ни на порядок складывания вещей, ни на сам процесс. Было неожиданно и приятно потом обнаружить, что мой багаж занимал гораздо меньше места и крепился к мотоциклу гораздо легче, чем у Эвана. Но все-таки стрелка весов зашкаливала за треть тонны. Столько весили наши мотоциклы со всем багажом – включая два боковых кофра, ящик с коммуникационной и съемочной аппаратурой, разработанной специально для нас фирмой Sonic, и сумкой на бензобаке. К задним сиденьям еще были привязаны огромный вещмешок и палатка.

Осторожно выкатив мотоциклы на дорогу, мы с ужасом подумали: они наверняка опрокинутся, если их поставить на боковые подножки. Рядом стояли и смотрели Ойли с детьми и еще мой друг Рой, владелец мотосалона, который очень помогал нам все это время. Моя сестра-близнец Дейзи заявилась со своим парнем, Питером, и теперь размахивала огромным транспарантом, сделанным из старого покрывала. На нем было написано: «Чарли и Эван! Удачи! Летите, как бабочки!». Очень красиво так сделано, с любовью. Еще Дейзи одела нам на шеи крестики, где уже висели медальоны Святого Христофора, покровителя «самодвижущихся повозок, дорожной полиции и всех путешественников», всевозможные талисманы и амулеты на счастье. Питер тем временем проталкивался сквозь толпу, широко раскинув руки и возвещая: «Великий Час Настал! Великий Час Настал!»

Там же на улице стояли некоторые друзья и родственники Эвана, в том числе его дядя Дэнис. Ойли принесла мне кофе, но в общем старалась лишний раз не подходить. Дети плясали вокруг, постоянно обнимая и задавая вопросы, но я слишком сильно нервничал, чтобы на них отвечать. Еще никогда в жизни так не волновался. Конечно, бывали сложные моменты, с пробуждениями посреди ночи – особенно в ту неделю между Рождеством и Новым годом, когда еще ничего не было ясно насчет соглашения с телевизионщиками. Я постоянно спрашивал себя, правильно ли поступаю, уезжая на три месяца и бросая все. Меня мучили и такие мысли: что будет, если что-то пойдет не так. Каждый мотоциклист знает правило дороги: одна большая авария – и тебе конец. С женой о таких вещах говорить бы не хотелось, и я оставался один на один со своими демонами. Эван потом рассказывал, что его мучили те же мысли. У него тоже случались бессонные ночи. Иногда по утрам, придя в гараж, мы видели по усталым и покрасневшим глазам друг друга, что оба полночи думали об одном и том же.

Эван говорил, что это было самое долгое прощание в его жизни. Каждый день на протяжении последних двух недель перед отъездом, приезжая в гараж, он рассказывал о царящей у них дома печали. В одно особенно грустное утро он поведал о том, как они танцевали на кухне с Карлой, старшей дочкой, под новый альбом Proclaimers. «Ей так понравилось, – говорил Эван. – Я держал ее на руках. Мы кружились по кухне, а потом я обернулся и увидел, что Ив плачет… Это было ужасно… И ничего тут другого не остается – только грустить». В другие дни, чувствуя, что его домашние совсем несчастны из-за его скорого отъезда, он подолгу не мог выйти из дома. Тогда как Ойли порядком надоели эти четыре месяца подготовки, и она уже хотела, чтобы это все поскорее закончилось, семье Эвана примириться с его отъездом было гораздо труднее. За пару дней до отправления он сказал: «Мне так плохо – я вчера чуть было из дома не убежал. Все ужасно грустят, и захотелось сбежать оттуда – это невыносимо. Мне все время тяжело. Даже с Ив. Она очень несчастна, на себя совсем стала не похожа. И это не для того, чтобы я почувствовал себя виноватым или что-то типа того – а из-за моего скорого от езда. Мне ужасно больно, хочется бросить все и сбежать».

В понедельник, когда до отъезда оставалось всего два дня, стало плохо и мне. Гоня страхи и тревожные мысли прочь, я сказал себе: все будет хорошо. Нужно делать свое дело, и на отвлеченные размышления нет времени.

Когда мы уже собирались выкатить мотоциклы на дорогу, приехали Расс, Дэвид и Джо Меллинг (менеджер проекта) с целой пачкой бумаг. Джо объяснила, что это копии всех виз, водительских прав, паспортов и других необходимых документов. Меня взяла злость. «Нашли, блин, время – 8.15 утра, когда мы уже уезжаем: теперь все придется распаковывать и запихивать эти чертовы бумажки! – кричал я. – Где вы были вчера? Или позавчера? Чего вы там делали с ними все это время?» Я был вне себя, но вскоре гнев прошел, уступив место чувству вины. Джо немало потрудилась, добывая все эти визы, а всю прошлую ночь, пока я спал, она работала, чтобы к утру все было готово. Давно у меня не было таких срывов. Я обнял Джо, извинился и сказал, что я просто тупица. Но в глубине души все-таки злился, потому что уже уложенные вещи пришлось перекладывать, а мотоцикл стал еще тяжелее.

Когда пришло время прощаться, меня трясло. Эван уже попрощался с Ив, дочерьми и матерью у себя дома, оставив их в слезах. К счастью, мои дочки, Дун и Кинвара, вели себя довольно спокойно и сдержанно – мы всё обсудили раньше. Я их крепко обнял и велел заботиться о маме. Потом поцеловал Ойли и стиснул ее изо всех сил, стараясь сдержать эмоции. Сначала у меня это даже получалось, а затем я перекинул ногу через седло, тут же потерял равновесие и уронил тяжело груженый мотоцикл на глазах у тридцати человек. Я посмотрел на Ойли и понял ее чувства. Видно было, что она вот-вот расплачется, и у меня тоже уже не было сил сдерживаться. С помощью кого-то из зрителей мы подняли мотоцикл, и, стиснув покрепче зубы, я поехал прочь от своей семьи и друзей. Хорошо, что впереди ехал Эван. Меня так била дрожь, что я с трудом контролировал мотоцикл. Даже не мог нормально держать руль, был не в состоянии управлять этой машиной. Я вообще ничего не мог. Все вокруг расплывалось в потоке слез – я почти ничего не видел через стекло шлема. Когда мы доехали до заправки, я уже был без сил. Внутри накопилось слишком много переживаний, связанных с расставанием с женой и детьми, да еще в последние дни были всякие домашние передряги – приходилось улаживать кучу дел. И тут я снова уронил мотоцикл, разбив поворотник. Байк, конечно, сильно не пострадал, но на моей гордости остался большой шрам.

Эван и Рой (он провожал нас до заправки на маленьком итальянском мотоцикле, напоминающем осу) помогли мне подняться. Чтобы взять себя в руки, я вспомнил слова Джейми Лоутер-Пинкертона, бывшего офицера-десантника, который в свое время учил нас технике выживания во враждебной обстановке: «Если сможете пережить период подготовки, миссия пройдет успешно». Трехмесячный период подготовки мы и в самом деле пережили, но меня до сих пор мучила мысль о неправильно выбранных мотоциклах. Более легкие KTM мне всегда нравились больше, чем BMW. И теперь становилось ясно, что я был прав.

ЭВАН: С самого начала, как только решение о путешествии вокруг света было принято, Чарли убеждал меня взять тюнингованные внедорожники от KTM – небольшой австрийской фирмы, специализировавшейся на эндуро и кроссачах. Я за всю жизнь катался только на одном KTM – на своем KTM Duke. Но Чарли знал, что спортивные мотоциклы этой фирмы доминировали на ралли Париж-Дакар, самом трудном из всех внедорожных гонок, и последние четыре года такие аппараты неизменно выигрывали чемпионаты мира в классе «эндуро». В 2004 году мотоциклисты выбрали пятерку лучших байков, и все они были KTM – вполне убедительный аргумент для любого. Но и это еще не все! Среди знающих людей KTM пользуется гораздо большим уважением, чем любая другая фирма-производитель – даже гораздо лучше раскрученная. Чарли говорил: «КТМ – это „Rolling Stones“. Все остальное – попса». Чарли свой выбор сделал задолго до того, как мы начали смотреть разные мотоциклы в начале января. «Я всегда хотел KTM, – заявил он. – Этот мотоцикл сконструирован совершенно по-другому. Он гораздо более легкий и узкий, чем другие, отвечает всем требованиям и идеально подходит для такого путешествия. Плюс еще „фан-фактор“ – на нем просто прикольнее ездить. Мне кажется, в KTM классные ребята работают, с чувством юмора».

Но меня интересовали более убедительные доводы, так что в начале января мы отправились в южный Уэльс на тренировочную внедорожную базу BMW. Находится она в национальном парке Брекон-Биконс, неподалеку от древней гостиницы «Аберкрейв-Инн». Это был тоскливый и туманный день, земля пропиталась влагой, но дождя, к счастью, не было. Команда инженеров и представителей из BMW дала нам на испытания 1150 GS Adventure – самый популярный и мощный туристский мотоцикл компании. Это большая и тяжелая машина с карданным приводом, тормозами с ABS, мощным 1150-кубовым двигателем, системой подогрева рукояток руля, 30-литровым бензобаком, которого должно хватать на 320 км, и еще кучей всяких наворотов.

Пока Дэвид и Расс вели переговоры с представителями BMW в местном пабе, мы с Чарли отправились тестировать эти мотоциклы – сначала на обычной дороге, а потом на внедорожной испытательной площадке BMW площадью 2100 га. Даже Чарли пришлось признать, что BMW его удивили. «Они оказались гораздо лучше, чем я думал, – сказал он. – У меня уже сложилось определенное представление о мотоциклах этой фирмы, но я оказался не прав. И готов это признать. Но все же они слишком тяжелые, и нам было трудно их вытягивать из глубокой грязи». Мне этот BMW ужасно понравился. Хоть я и уронил его во время медленного разворота на грязном участке, общее впечатление сложилось отличное. Особенно мне понравилось его поведение на обычной дороге, сразу захотелось отправиться на нем в Лондон. Я удивлялся: почему люди на BMW обычно воспринимаются с некоторым предубеждением? Но эти предрассудки тут же забылись. Мотоцикл вел себя прекрасно, ехать на нем было очень комфортно, и я чувствовал, что он доберется хоть до края земли. Невысокие обороты двигателя этой очень надежной машины говорили: вокруг света мы объедем без проблем.

Два дня спустя мы уже посетили представительство KTM в не поддающемся описанию промышленном здании в городе Милтон-Кейнс. Большой гараж без окон был, конечно, менее шикарным, чем гостиница «Аберкрейв-Инн», и менее впечатляющим, чем тысячи акров Уэльских холмов. Но на лице Чарли читалось восхищение этим настоящим грязным байкерским раем. Как только мы вошли в это здание из шлакобетонных блоков со стенами, украшенными только побелкой, с его лица не сходила широченная улыбка от уха до уха. «О-о-о, да ты только посмотри!» – воскликнул он на пороге. Прямо перед нами, сияя, стояли два мотоцикла KTM, 640-й и 950-й Adventure. Всё: с этого момента, по крайней мере, BMW для Чарли перестали существовать.

Мы протестировали эти машины на тренировочной площадке KTM, не слишком привлекательном сооружении из бетона, располагавшемся рядом со старым, заброшенным аэродромом. Из спецоборудования там имелось только несколько дорожных конусов, беспорядочно расставленных на разбитом полотне, и парочка валяющихся на земле деревянных брусьев – с базой BMW в Уэльсе та площадка и рядом не лежала.

Но это все было не важно: мотоциклы KTM проявили себя превосходно. Они внушили нам больше уверенности в наших водительских способностях, чем BMW. Оставалось только выбрать между KTM 950 и KTM 640, который был легче и больше подходил для бездорожья.

Adventure хуже едет по бездорожью, но зато прекрасно несется на 140–160 км/ч по автобанам Северной Америки – а по ним нам предстояло проехать не одну тысячу миль. Механики KTM предупредили нас, что Adventure-950 не так прост в обращении, как 640-й. Как они сказали, почти все гонщики на ралли Париж-Дакар ездят именно на последнем. И все-таки наши души требовали машину побольше. Бензобак у 950-го был маловат, но мы решили не делать из этого проблему. Были уверены, что как-нибудь справимся.

Прошло уже много времени, но Чарли очень понравились мотоциклы, и он не хотел уходить с площадки. Он даже обедать собрался прямо в седле. «Аппарат – просто фантастика, именно таким я его себе и представлял, – говорил он. – А может, и еще лучше». Во время обеда с механиками KTM мы обсуждали характеристики мотоциклов и совсем уж было решились. И тут Расс спросил, на чем бы мы поехали, если бы отправляться понадобилось прямо сейчас.

«Если ставить вопрос так, – сказал я, – что прямо передо мной стоят рядышком KTM и 1150 GS Adventure BMW, а мне надо прямо с места ехать в Шотландию, я бы поехал на GS».

Чарли тут же подал голос: «Но он же такой… такой… он не вдохновляет. Сидя на нем… даже абсолютно ничего не чувствуешь. BMW – ты же знаешь, какие у них машины. То есть, машины, конечно, хорошие, но водить их скучно. Ты сидишь за рулем, и все само собой функционирует».

«Не сказал бы так про „325i“, на которой я ездил на Рождество. Никакая она не скучная», – возразил я.

«Наверное, не знаю… Мне так кажется».

«Ты прав. BMW практичны, но они просто делают свое дело. А дело их – ехать и ехать, не ломаясь». Вмешался Дэвид: «Эй, парни…»

Но меня было не остановить: «И вот еще что. Многие из сотрудников KTM, с которыми мы сейчас говорили, к идее путешествия вокруг света отнеслись с сомнением. А на BMW, черт бы их побрал, ездят в кругосветки уже полстолетия. Это проверенная машина».

«Ну и что? – сказал Чарли. – Нам нужно проехать всего 32 000 километров. А на это сегодня способен любой мотоцикл, любой автомобиль – вообще любое современное средство передвижения. Мне как-то рассказывали, что на KTM ездят даже курьеры – и они им нравятся!» Я хотел рассмотреть все возможности, не зацикливаясь ни на чем конкретно. «Потом может оказаться, что Чарли прав», – подумал я, но принимать итоговое решение было еще рано.

Снова вмешался Дэвид: «Только посмотрите, как он выглядит! KTM же прямо топ-модель. Типа: „Не желаете ли провести вечерок с Клаудией Шиффер?“ Это самый сексуальный байк на планете, чтоб его!»

«Или вот – BMW, – добавил Чарли, развивая мысль Дэвида, – милая повариха из кулинарной программы».

«Вот именно. Она знает, что с ней всего лишь хотят переспать, – сказал Дэвид, – так что вопрос такой…»

«Две толстые тетки или две топ-модели?» – вставил Чарли. «Ну-ну, не надо накручивать, – сказал я. – Я вовсе не собираюсь запрещать тебе ехать на этом расчудесном KTM. Просто у BMW тоже немало плюсов. KTM 950 – очень симпатичная машина, но мне все же кажется, что он не такой надежный, как BMW. Мое мнение – баварцы делают машины, способные объехать весь мир, и более подходящего мотоцикла нам не найти. По сути, этот байк создан специально для нашей задумки. Но это не значит, что мы можем совсем отказаться от KTM. Вовсе нет». «Да я просто…» – начал Чарли.

«Слушай, шикарная проблема, да? – перебил его я. – Первоклассная дилемма. Какой же байк выбрать из двух самых что ни на есть суперских? Вопрос на миллион, детка. Не будем забывать и об этом».

А на следующей неделе был визит в представительство Honda. Едва ступив на порог их огромного фабричного зала, мы увидели выставленную по периметру абсолютно всю продукцию этого концерна – от грузовиков и автомобилей до мотоциклов и газонокосилок. Стало понятно, что Honda не наш вариант. У них есть несколько отличных моделей. Africa Twin – классика мототуризма, a Varadero нам даже особо рекомендовали, но чувствовалось: они не сравнятся ни с KTM по сексапилу, ни с BMW по надежности. После тест-драйва по улицам Суиндона и по шоссе М4 мы оставили мотоциклы и пошли в паб, где за ланчем обсудили события этого утра. В кои-то веки мнения совпали: Honda – слишком корпоративная компания, и их мотоциклы нам не подходят.

«Я думаю, есть только один мотоцикл, который нам нужен», – сказал я.

«И это KTM», – закончил Чарли.

«Ну послушай же меня! Если говорить о мотоцикле, созданном для большого путешествия, то из всех опробованных только один…»

«И какой же, интересно?» – потребовал определенности Чарли. «Бимер».

«А я не согласен».

«Он же создан для этого! Это не значит, что мы должны ехать только на нем, но…»

«Мне кажется, с BMW со временем произойдет то же, что и с Varadero, – упорствовал Чарли. – Рано или поздно он надоест. А со всем багажом BMW…»

«Рано или поздно нам любой мотоцикл надоест – ведь мы будем ехать на нем 15 недель по 6 дней в неделю. Так что давай не будем думать о том, что через десять минут нам станет скучно. Мне кажется, мы…»

Но Чарли перебил: «КТМ – самый лучший выбор. Он проще в управлении. Он лучше сбалансирован».

«Мне кажется, мы должны больше думать о надежности машины», – все же закончил я.

Каким-то образом к концу января Чарли удалось меня убедить. Фактор радости перевесил фактор надежности, и мы решили остановить свой выбор на KTM. Когда мы отправились в здание посольства Казахстана в Лондоне на встречу с Эрланом Идриссовым – казахским послом, от замечательной австрийской машинки был в восторге даже я. Теперь оставалось только уговорить KTM нас поддержать. Понимая, что ресурсов у них поменьше, чем, например, у BMW, мы несколько снизили спонсорские ожидания. Нужен был только небольшой финансовый вклад на оплату поездки и на четыре мотоцикла Adventure 950 плюс запчасти к ним. От идеи полного финансирования пришлось отказаться, хотя Дэвид и считал, что это неправильно. «Они от вашей поездки только выиграют, – утверждал он. – Реклама фильма будет идти по ТВ постоянно – вы двое плюс два их мотоцикла – так почему бы нам на этом не заработать?» Но мы понимали, что за принятое решение придется платить.

И снова впереди был трудный выбор, который ставил под угрозу все приключение. Главным ограничительным фактором стало время – не деньги. Из-за моих контрактных обязательств у нас не было года или двух на подготовку. Было всего три с половиной месяца, так что пришлось нанимать помощников. А им нужно платить. Чтобы оплатить их труд, мы собирались снять фильм о нашем путешествии, но для этого требовалось еще больше людей, которым тоже надо давать зарплату. Поэтому мы вступили на тяжкий путь корпоративного спонсорства. Дэвид, в своей неповторимой манере, изложил нам сущность этого явления за день до приезда представителей KTM в наш штаб: «Можно пойти в магазин и купить мотоцикл, потом снять фильм своими силами и на свои средства. Но если денежку платить не хочется, то придется – как бы это сказать? – взять ноги в руки и посверкать пятками».

На переговорах с KTM мы надеялись окончательно решить все вопросы. Они сказали, что привезут с собой Томаса Юнкерса, немецкого кинорежиссера, который ездил на Adventure 950 в Сибирь. Это нас несколько беспокоило. Накануне их приезда Чарли посоветовал нам быть очень внимательными и осторожными. «Они собираются привезти сюда парня, который ездил в Сибирь, – хотят, чтобы он на нас посмотрел».

Я же был настроен скептически по другим причинам: «Я хочу пересечь Сибирь, но не очень хочу разговаривать с кем-то, кто это уже сделал. Почему? Потому что он расскажет, что и как, а ты будешь потом за ним все повторять. Оно мне надо?»

На следующий день в Лондон прибыл Георг Опитц, коммерческий директор KTM, вместе с Юнкерсом. Перед нами стоял человек, на которого мы должны были произвести впечатление: огромный, плотного сложения мужик, убедить которого в нашей способности осуществить затеянное было явно не так-то просто. Особого энтузиазма по поводу мероприятия он не выразил, особенно когда мы показали предполагаемый маршрут. «На северо-запад Казахстана лучше не соваться, – важно проинформировал нас Юнкерс, – потому что там при Советском Союзе проводили испытания биологического оружия. В тех местах из-за этого очень распространены болезни горла. А если остановитесь здесь, не пейте местную воду. И никакой местной еды. Никаких овощей».

На северо-восток Казахстана тоже было нельзя: «Нет, нет и нет. Эти дороги ужасно плохие», – говорил Юнкерс. Водя толстыми пальцами по карте, он наставлял: «Здесь только угольные шахты»… «До 1989 года тут испытывали атомные бомбы»… «Здесь проехать можно только по этой дороге, чтобы вам ни говорили местные»… «Тут одни сплошные кладбища. Туда лучше не ездить»… «Сюда можно, но здесь все разрушено и высокий уровень радиации. Очень высокий».

У нас уже была договоренность с казахским послом в Лондоне относительно въезда на территорию России через пограничный пункт, где действуют ограничения на перевозку тяжелых грузов. Он-то и заверил нас, что его страна безопасная, красивая, и ее стоит посетить.

Томас удивленно поднял брови: «Вы уверены? Сюда, как правило, въезд запрещен, – категорично заявил он. – Здесь военные. Они потребуют бумаги. Это может оказаться большой проблемой».

От такого количества негатива со стороны Томаса мы совсем приуныли. Чарли попробовал пошутить: «Ну, мы все же попытаемся, а если не получится, поедем дальше, пока не найдем других пограничников».

«Пропускной пункт там всего один, и проблема в том, что пройти его на собственном мотоцикле нельзя», – сказал, как отрезал, Томас и величаво выпрямился. Сложив руки на груди, он посмотрел на нас так, будто мы были наивными дурачками: как нам только в голову пришло, что есть еще другой путь?

Так и пошло. Границы в тех местах, где мы намеревались их пересечь, по словам Томаса, были закрыты. Дороги, по которым собирались проехать, он называл разбитыми. На бензоколонках, где мы хотели заправиться, не будет бензина. Пропуски, визы и таможенные документы, которые оформляла наша команда, для местной бюрократии – обычные бумажки, вещал он. Договоренности с послами, местной полицией и правительствами Казахстана, Монголии и России тоже не помогут. Он тыкал то в одну точку на карте, то в другую и говорил: «Если застрянете здесь – пиши пропало, конец вашему путешествию. Отсюда не выбраться». А что касается самих карт, по мнению Томаса, они никуда не годились. Нужны были русские военные карты с масштабом 1:500 000. «Настоятельно рекомендую их приобрести», – решительно утверждал он.

Но самой резкой критике подверглись наши планы относительно Восточной Сибири. На дороге от Якутска до Магадана на Тихоокеанском побережье, известном как Дорога Костей, нас ждали самые суровые испытания. «Что вы знаете об этой трассе?» – спросил он.

«Ну, нам кое-что рассказывали, еще мы говорили с людьми, ездившими в „Millennium Ride“, тоже мотопутешествие вокруг света», – ответил я.

«Вы хотите проехать ее за 14 дней?»

«Ага, мы рассчитываем, что этого времени нам хватит», – подтвердил Чарли.

«Точнее, мы готовы растянуть этот этап и на 18 дней, в крайнем случае», – пискнул я.

«А если я скажу, что только на эту дорогу у вас уйдет шесть недель?» – отрезал Томас.

«Нам говорили, что два года назад одному парню хватило… не помню точно скольких дней – но точно меньше восемнадцати, сказал Чарли. – И еще одна группа в прошлом году ехала по этому же участку. Так они справились, если не ошибаюсь, за 16 дней».

Томас и слышать ничего подобного не хотел. Он сказал, что мы выбрали не то время года. В июне Сибирь еще не оправится от суровой зимы, говорил он. Некоторые районы Монголии и Казахстана тоже будут непроходимыми. Отчасти так и было, но все-таки местные сообщали нам немного другое. Снова и снова Томас качал головой и неодобрительно фыркал, уголки его рта опускались в знак несогласия. Мы поняли, что произвести впечатление на человека из KTM нам не удалось. Оставалось только надеяться, что у них все-таки хватит смелости нас поддержать.

Через два дня, в пятницу 13-го, из KTM позвонили. Расс поговорил с Георгом, потом пришел к нам в гараж. «Плохие новости, – объявил он. – Георг сказал, что они вчера долго совещались с руководством, и решение далось им нелегко. По словам Георга, проект им нравится, но в среду приехал Томас Юнкерс и заявил, что некоторые вопросы относительно перегона по Сибири вызывают у него определенные сомнения…»

«Так что, они отзывают свое предложение, не дадут нам мотоциклов и вообще ничего?» – спросил я.

«Вот именно», – ответил Расс. KTM опасались, что их мотоциклы (со всем их париж-дакарским опытом и крутостью) не потянут небольшое путешествие двух актеров вокруг света.

На Чарли эта новость обрушилась, как тонна кирпичей: «Я же говорил, нельзя было приглашать его сюда. Что он им там наболтал? Что нам слабо? Или что это в принципе сделать невозможно?»

Чарли метался туда-сюда по комнате, теребил волосы и ругался. «У меня как будто… как будто земля из-под ног ушла», – стенал он.

Я позвонил Георгу Опитцу: «Здравствуйте, это Эван МакГрегор. Мы с Чарли несколько ошарашены вашим отказом и очень хотели бы узнать причины такого решения. Видимо, на него повлияли слова мистера Юнкерса, и мне кажется, что это немного нечестно».

«Вами был представлен целый ряд причин, по которым путешествие может оказаться неудачным…» – неопределенно сказал Георг и начал перечислять все сомнения KTM.

Я повесил трубку: «Они считают, что у нашего путешествия много шансов пройти не совсем удачно. Мы оказались подготовлены лучше, чем думал Томас Юнкерс, но есть еще и вещи, к которым подготовиться невозможно. Он сказал про совершенно незнакомые места на пути – и я ответил, разумеется, что именно ради этого мы все и затеваем. Неужели они не понимают? Это же приключение, а не турпоход! А приключение теряет смысл, если в нем нет некоторой доли опасности и неизвестности». Я сказал Чарли: «Похоже, теперь нам придется еще раз подумать о тех BMW. Или лучше взять две новые Honda Africa Twin и дооборудовать их? Что же делать? Нужно снова смотреть, что у нас есть».

Чарли среагировал незамедлительно: «Поедем на BMW и покажем этим идиотам, какую огромную ошибку они совершили». Но было видно, что он страшно разочарован.

ЧАРЛИ: Отказ KTM прозвучал как гром среди ясного неба. Я не знал, что сказать или сделать. К счастью, Расс тут же поехал к BMW, и они сразу откликнулись. BMW немедленно перешли к делу, предложив нам всевозможную помощь и поддержку, выразили огромную радость и гордость по поводу своего участия в нашем проекте. И даже не поднимался вопрос о том, что мы должны или не должны делать. Они твердо верили: это отличный проект и их мотоциклы просто созданы для него. Мы поинтересовались: а как насчет Восточной Сибири? Нам ответили, что попытка – неотъемлемая часть приключения. Не получится – ну и прекрасно. Если только мы действительно постараемся. Но я все еще не мог прийти в себя от разочарования после этой истории с KTM. Мне ужасно хотелось ехать именно на их мотоциклах, но теперь, после разговора с представителями BMW, перспектива ехать на мотоцикле BMW меня тоже начинала радовать. Машина не идеальная, но, пожалуй, для нашей затеи она подходила лучше всего.

Больше всего меня поразил Эван. Думаю, в глубине души ему с самого начала больше нравились BMW, но он принял мою сторону и поверил в KTM, несмотря на мое нежелание рассматривать другие варианты. Я это очень оценил. Ради меня он согласился на KTM, и этим можно гордиться – все-таки дело непростое. Уже за это я люблю Эвана.

И вот ровно через два месяца мы стояли на заправке в Шепердс-Буш, и передо мной на асфальте валялись осколки собственного поворотника. Не очень-то добрый знак в начале пути. Два месяца привыкания к мотоциклам и двухдневный курс езды по бездорожью научили нас уважать свои «Бимеры». Это тебе не два легковесных дёрт-байка, а пара самых тяжелых машин на дороге. Понимая, что впереди у нас гораздо более сложные территории и условия, мы выехали с заправки и двинулись по Хаммерсмит-Роуд – и души наши болтались где-то в области пяток.

На подходе к Хаммерсмитскому кольцу, одному из самых больших в Лондоне перекрестков, мы остановились рядом с белым микроавтобусом, в котором ехали строители. «Эй, а мы вас вчера по телевизору видели! – прокричал один из них в окно. – Когда отправляетесь?»

«Уже. Прямо сейчас. Едем в Фолкстон, к тоннелю через Канал», – прокричали мы в ответ.

«Обалдеть! Вы уже в пути?» – снова крикнул он, высунувшись далеко из бокового окна. Удачи вам!» – проорал строитель, помахивая рукой. Из глубины автобуса послышались приветственные крики его друзей: «Мы будем следить за вами в новостях! Счастливого пути! Как здорово то, что вы делаете! Пусть путешествие пройдет хорошо!»

И тут до нас впервые дошло: а ведь мы уже едем. Казалось, что этот день никогда не наступит. Вот, наконец, все было готово, и мы, два друга, двинулись в путь – в сторону восходящего солнца, и будем вместе следующие три с половиной месяца. Прекрасное чувство. Мы издали боевой клич и поприветствовали друг друга по двусторонней радиосвязи, голова кружилась от чувства свободы. Стоял чудесный весенний день, как на картинке – ярко-голубое небо без единого облачка, воздух теплый и мягкий. Сто километров вдоль побережья пролетели как миг, и всю дорогу до Фолкстона встречные люди приветственно махали нам руками, сигналили и желали счастливого пути. Мягко гудели моторы больших BMW, первые километры проносились под колесами, и ощущение полноты жизни захлестывало.

3. Никаких сюрпризов

Лондон – граница Украины

ЭВАН: Мы и оглянуться не успели, как оказались в поезде, идущем по тоннелю через Ла-Манш. Англия, наши друзья и родные остались позади, и встретиться мы теперь с ними сможем только через три с половиной месяца. «А дневной свет в следующий раз увидим уже в другой стране, первой из множества тех, которые посетим», – заметил Чарли, когда мы слезали с мотоциклов и грузились в поезд.

«Представляешь, скоро мы уже будем во Франции, а этой ночью уснем в иностранной кровати. Что-то мне нехорошо. Не хочу уезжать из Англии, – сказал он и сам посмеялся над нелепостью своих переживаний. – Мы двинулись в путь, а мне ехать во все эти дальние дали вдруг расхотелось. Никакого удовольствия от поездки не получаю и больше всего на свете хочу поехать домой, поужинать и лечь спать в девять часов, ну, может, еще всплакнуть слегка. Мне реально хочется поплакать. Конечно, эта идея с путешествием замечательная, но уезжать из дома я не хочу».

После многих недель лихорадочной подготовки впервые у нас появилось время разобраться в своих чувствах. Мы скучали по женам и детям, нашей команде и – ничуть не меньше – по любимому гаражу на Шепердс-Буш. Ведь гараж этот – просто мечта: двери у него открываются прямиком на улицу, так что можно сразу заехать внутрь на мотоцикле. Там много места для всех наших ящиков с инструментами и стол, на котором раскладываются запчасти и экипировка. В гараже даже диван стоит, второй по счету, потому что первый Чарли забраковал – он был слишком маленький.

Чарли хотелось вернуться к обычной жизни – спасть после обеда, разглядывать карты и постеры на стенах с изображениями мотоциклов.

И вот теперь, после месяцев мечтаний о путешествии, пришла пора отправиться в пампасы, как называли неизвестные территории Джейми Лоутер-Пинкертон и его коллеги-военные. Но мы сильно нервничали, и трудно было понять, что именно чувствуем. Оставалось только повторять избитые фразы. Я говорил, прямо как Джон Уэйн в плохом вестерне, причем одно и то же: «Ничто нас теперь не останавливает – надо уезжать» и «Ничего иного не остается – уезжаем из этого городишки».

В поезде мы познакомились с другими туристами, я раздал несколько автографов и прочитал несколько SMS-ок от друзей с пожеланиями счастливого пути. И вот мы уже выбрались из тоннеля и поехали по автостраде через равнины Северной Франции. Дорога была приятной, снова вернулось ощущение почти безмятежного счастья; мили легко проносились под колесами. Мы и не заметили, как пересекли бельгийскую границу и прибыли в Брюссель, хотя наши загадочные системы GPS, в которые были вбиты совершенно одинаковые последовательности городов, опорных точек и пунктов маршрута, настаивали на другом пути. Чарли выбрал наугад отель, где мы успели уютно устроиться уже к раннему вечеру. Довольные, что первый день путешествия остался позади, и подивившись его легкости, мы сходили в душ, приоделись и отправились в город. Именно чего-то такого и хотелось восемь месяцев назад, когда план только-только появился: несколько часов езды по хорошим дорогам, легкий обед, еще парочка часов неутомительного пути, остановка пораньше, чтобы успеть осмотреть новое место. Мы очень надеялись, что так хорошо будет всегда.

Брюссель оказался удивительным: это вовсе не столица европейской бюрократии и чопорных буржуазных бюргеров, а очень даже современный город, похожий на спокойный и веселый Париж 15-20-летней давности, со множеством баров и толпами молодых людей, перекусывающих в уличных кафе. Мы бродили по узким улицам, засаженным деревьями авеню и красивым площадям, слушали уличных музыкантов, смотрели представления уличных актеров, грелись на солнышке и с нетерпением ждали ужина. Вдруг подъехал полицейский и поманил нас к себе. Мы испугались, что это очарование будет нарушено. «Эй, вы! Идите-ка сюда! – прокричал он из окна полицейской машины. – Да-да, вы! Сюда! Вы!»

Мы подумали о том, что могли что-то нечаянно натворить, и оба тут же почувствовали себя виноватыми. В первый же день большого путешествия привлекли внимание полиции! Репетируя про себя оправдательную речь – «Мы ни в чем не виноваты, и вообще только что приехали» – мы осторожно подошли к нему.

«Здрасьте! Мне так нравятся ваши фильмы! – сказал полицейский с сильнейшим акцентом. – Особенно „На игле“ – отличный фильм, да?»

Погуляв еще пару часов, мы наткнулись на церковь, зашли и поставили свечки. Чарли – за Телше, его сестру, умершую от рака восемь лет назад, а я – за наше путешествие и свою семью. Разглядывая достопримечательности и чувствуя себя праздными туристами, мы вышли на площадь, где два человека средних лет – саксофонист в берете и его загорелый седоволосый помощник с тамбурином – играли джаз. Повсюду были расставлены столики, люди потягивали пиво, и атмосфера была почти праздничной. Самое подходящее место для ужина. Но как только мы уселись, мне захотелось курить. Я бросил это дело около года назад и страшно боялся наступления такого вот момента. Сигарета – неотъемлемая часть имиджа мотоциклиста. Друг Макс посоветовал мне гипнотерапию, благодаря которой я и расстался с курением. Когда, еще до нашего отъезда, мне иногда хотелось сорваться, он периодически меня за это пинал. Когда в кафе вдруг захотелось покурить, я начал придумывать этому оправдания.

«Есть хочется ужасно, но думать могу только о сигарете. Еще первый день, ничего страшного пока не произошло, все идет как по маслу, а курить хочется – не знаю как!» – сказал я Чарли.

«А ты можешь ограничиться парой сигарет за ужином – и всё?» – спросил Чарли, который иногда курит только за компанию под пиво и живет без этого совершенно спокойно остальное время.

«Ну да, конечно, – ответил я неуверенно. – Постараюсь… Наверное, получится… Выкурю сегодня одну после ужина, и посмотрим».
«Так что закажем тогда?» – спросил Чарли.

«А давай сделаем вид, что мы уже поели – тогда я могу покурить прямо сейчас… Боже, что я несу? Сегодня сигарета – завтра героин. Уважительные причины? Да кому они нужны, когда сигареты совсем рядом».

«Да нет, все не так, ты сам знаешь», – сказал Чарли.

«Поживем – увидим. После ужина я выкурю одну „Silk Cut“, а дальше – как пойдет. Там видно будет».

«Там видно будет? – повторил Чарли. – Похоже, решение принято».

Во время тренировок по технике выживания в экстремальных условиях с Джейми Лоутер-Пинкертоном мы увидели много оружия, но за время путешествия увидели его гораздо больше – и далеко не всегда в столь надежных руках.

Впервые за много месяцев у нас появилось время спокойно посидеть и поболтать. Не нужно составлять никаких списков, смотреть карты, ломать голову над запчастями и мотоциклами. Вспомнив нашу первую встречу, мы заговорили о «Поцелуе змея» и людях, с которыми тогда работали. Потом, полностью довольные прекрасным вечером и хорошим сытным ужином, отправились в отель спать – ведь до этого было несколько бессонных ночей. Следующим пунктом нашего путешествия стал Нюрбургринг в Германии – Мекка всех фанатов гонок. Это место всегда будет ассоциироваться с жуткой аварией, в которую попал Ники Лауда. В 1976 году на Гран-при в Германии он врезался на своем «Феррари» в ограждение и чуть было не погиб, положив конец золотому веку этой трассы, но навсегда упрочив за ней репутацию самого протяженного, красивого и опасного кольца Гран-при из всех когда-либо построенных. Слушая музыку через наушники в шлемах, следуя велениям GPS, избавившей нас от необходимости обращаться к картам, мы неслись через равнины Восточной Бельгии. Погода стояла прекрасная, плоский ландшафт то и дело разрезали каналы и оживляли ветряные мельницы – старые сооружения, превращенные в жилые дома или современные электрогенераторные турбины. Через несколько часов Бельгия осталась позади, и началась Германия. Скоро мы свернули с автобана на дорогу, ведущую к гоночному кольцу. Это была воплощенная мечта байкера: затяжные широкие повороты, гладкий асфальт, лесистые холмы и долины по обе стороны. Сплошное блаженство при разумной скорости, и легкое щекотание нервов при быстрой езде. Постоянно попадались знаки, призывающие мотоциклистов следить за скоростью, – мы этому не удивились. Такая дорога сама просит врубить полный «газ», да еще и гоночный трек где-то рядом – многие начинают гонять уже на ней, что кажется вполне закономерным. Нам встретились десятки мотоциклистов на гоночных аппаратах, вдоль трассы стояло было много заправок, где продавалось высокооктановое топливо специально для гонок. Искушение немного пожечь резину было велико, но не очень хотелось попасть в аварию всего лишь на третий день пути. Когда мы заехали на парковочную площадку кольца, мне стало интересно: как долго протянет Чарли, до того как начнет проситься в заезд. Конечно, я и шлем снять не успел, а он уже сказал:

«Ну что, избавимся от скарба, купим билеты и пойдем погоняем?»

«А может, сначала поедим?» – предложил я.: Мь в отеле «Линденхоф», фанаты Нюрбургринга называют его гостиницей Ренаты – по имени доброй и гостеприимной хозяйки.Нордшляйфе» – 20-километровое кольцо в Нюрбургринге, где раньше проводились соревнования серии Гран-при. Линденхофские ресторан и бар, доставшиеся от него в наследство Нюрбургрингу, неотделимы от истории самого кольца.тены увешаны фотографиями гоночных машин, металлическими пластинками от их производителей и флагами мотоклубов. Они залеплены рекламными наклейками моторных масел и марок бензина, всевозможными дипломами и сертификатами, дорожными знаками, рекламой производителей аксессуаров, всяческими трофеями и картами треков – настоящий храм поклоняющихся авто– и мотогонкам.ько дней мы провели в Уэльсе, практикуя навыки езды по бездорожью. Это должно было добавить уверенности в собственных силах, но Эван, например, после них нервничал еще больше.

Что делать, если рядом нет охраняемой стоянки? Во Львове гостиничный администратор просто свернул ковер и позволил нам поставить мотоциклы в коридоре.
Несмотря на все трудности, с которыми мы столкнулись в Казахстане, там было хорошо. Там потрясающие люди и очень красивая природа.
«В последний раз, когда я здесь был, то познакомился с одним англичанином. У нас с ним были одинаковые GSX-R750, – рассказал я Эвану за ланчем в ресторане Ренаты. – Никак не получалось запомнить трассу, и этот парень сказал: „Поехали со мной. Я гнать не буду и покажу тебе круг“. В итоге мы вместе проехали два или три круга – каждый следующий все быстрее и быстрее. Это было здорово, я многому научился. А потом мы остановились, и когда англичанин снял шлем, я увидел, что ему было лет 65. Он снимал квартиру неподалеку от трассы и оставлял там свой GSX-R. На обычной дороге он наездил всего миль четыреста или пятьсот, а остальные из девяти тысяч миль на счетчике были сделаны на Нюрбургринге. И таких людей тут до черта: свои мотоциклы или спортивные машины они оставляют прямо здесь, иногда снимают на лето квартирку поблизости и приезжают на трек каждые выходные. Одним словом – „кольцоголовые“.
После ланча мы осмотрели трассу, обойдя ее по периметру, поговорили с другими мотоциклистами, коротая время до пяти часов – когда трасса открывалась для публики.
«А куда вы едете? – спросила нас группа немецких мотоциклистов. – В Италию?»
«Нет, не в Италию. По большому счету, едем в Нью-Йорк», – ответили мы.
«А?.. Что?.. Как это?», – переспросили нас хором. У них были очень забавные выражения лиц, пока мы не объяснили наш путь.
ЭВАН: Просто так болтаться и ничего особенного не делать – большое удовольствие. Совершенно новым для меня стало даже то, что я мог переодеться в собственную одежду, не спеша пообедать, посидеть днем в баре, спокойно записать кое-что и целый день отдыхать, и никто никуда меня не требует, и не звонит телефон. Блаженное безделье весь день напролет. Расслабься и живи. Нереальное ощущение.
Мы нашли хорошую обзорную позицию на одном быстром двойном правом повороте. Правда, было довольно мучительно смотреть на мелькающие мотоциклы, которые преодолевают все эти 14 с лишним миль, 44 правых поворота, 48 левых, длинные прямые, крутые подъемы и прочие превратности трассы, проходящей через четыре деревни. Чарли почти заболел – так ему хотелось сесть за руль и проехать ее самому. «Это почти как у тебя с сигаретами. Изо всех сил стараюсь держать себя в руках, – сказал он. – Вот сейчас пойду и куплю билет!.. Нет, не пойду… Нет, пойду!.. Нет, не пойду».
«Смотри! – закричал я, перекрикивая рев моторов. – В той легковушке целое семейство: папаша с мамашей впереди, а двое киндеров привязаны к заднему сиденью!» Сразу за ними сломя голову летел молодой парень на маленьком потрепанном хэтчбеке. Машину он при этом вел довольно-таки небрежно, высунув локоть из окна, удерживая руль одной левой и болтая с сидящим рядом пассажиром. Потом мимо нас не спеша проехал мотоциклист с девушкой на заднем сиденье.
«А-а-а-а», – простонали мы хором. Было что-то очень трогательное в этом парне, осторожно объезжающем кольцо. Он напомнил нам о женах и детях, оставшихся дома. «Смотреть не могу», – сказал я.
«Волнующее, конечно, зрелище, аж плакать хочется – парень катает девушку на мотоцикле. У меня даже ком в горле встал».
Но Чарли все жаждал выйти на трассу сам. «У меня на гонках всегда такое странное чувство появляется, – рассказывал он. – Как будто что-то внутри тащит к мотоциклу, приговаривая: „Ну, давай же! Залезай на машину, поедем прокатимся!“ – а я пытаюсь этому сопротивляться».
«Раз тебе так уж сильно хочется – пойди и купи билет, – сказал я грустным голосом при виде таких страданий. – Заклей брючины скотчем и катайся. А я поеду дальше один, если с тобой что-то случится…»
Но Чарли устоял перед этим искушением, в том числе и благодаря обещанию приехать на кольцо осенью, уже после кругосветки. Вечером мы еще поднялись к Нюрбургскому замку, построенному в двенадцатом веке и возвышающемуся над гоночным кольцом. По нашему общему мнению, день прошел просто отлично. Я начал понимать, что путешествие было затеяно еще и для того, чтобы вырваться из привычного окружения и поболтаться по разным местам, как мы это делали в детстве с друзьями, когда собирались вместе и шлялись по городу. В голове все еще не укладывалась мысль, что все так и будет следующие три с половиной месяца. Конечно, что-то будет и по-другому, и чем дальше, тем наверняка станет труднее. Но я понимал: мне ужасно повезло с этой поездкой. «Боже, красота-то какая!» – сказал я, ни к кому особо не обращаясь.
ЧАРЛИ: На следующее утро мы решили за один перегон сделать 750 км до Праги. Наевшись накануне вечером сытной немецкой еды и запив это дело несколькими кружками крепкого кофе, ночью мы спали плохо. Поэтому нам очень понравилась идея не делать запланированную остановку в немецком Бамберге, а вместо этого провести лишний день в Праге. Так лучше получится прийти в себя. Мы двинулись в путь с утра пораньше, чтобы не торопиться. В полдень уже въезжали в Бамберг – красивый средневековый город, окруженный крутыми холмами. На их вершинах стояли живописные замки, словно перенесенные сюда из сказок братьев Гримм. Останавливаться в Бамберге на обед мы не стали – было слишком много туристов, зато сделали остановку за городом, чтобы обсудить дальнейший маршрут. И тут выяснилось, что все утро нас мучает одна и та же проблема.
«Что-то мне не хочется ехать в эту Прагу, – поделился Эван. – Вот сейчас я еду на мотоцикле с лучшим другом, мы путешествуем по разным местам. А в Праге нас ждут Расс и Дэвид, чтобы начать снимать фильм. Я как будто возвращаюсь из отпуска: очередной рабочий день на площадке – а ведь именно от этого стараюсь уйти. К тому же, вчетвером все гораздо сложнее – по любому вопросу у каждого появляется свое мнение».
Я чувствовал то же самое. Может, причиной этих мыслей стала съеденная накануне огромная свиная ножка или тот крепкий кофе. Всю ночь меня мучили тревожные сны о предстоящей встрече, особенно с Клаудио фон Планта – нашим оператором. Мы снова оказались перед знакомой дилеммой. Считалось, что самое главное – сама поездка. Документальный фильм стоял на втором плане и был всего лишь средством достижения цели. Но когда путешествие снимают на видео, все в нем – маршрут, обстоятельства, логистика – каким-то образом меняется просто потому, что оказывается на пленке. Прошло всего два с половиной дня, но снимать друг друга нам уже до смерти надоело, это мешало путешествию. Поэтому и пришлось принять решение о постоянном участии в нем Клаудио. А это означало конец мечте о двух беспечных друзьях и большой дороге. Как только Клаудио окажется рядом, всякая съемочная ерунда будет вмешиваться в наше романтическое приключение еще больше.
Была и еще одна проблема: накануне отъезда из Лондона Клаудио завалил экзамен по вождению мотоцикла. Должность нашего оператора он получил в самый последний момент, рассказав еще про свои водительские способности. Конечно, он с мотоциклом дружит – почти двадцать лет в седле. Вот только в седле мопеда, а не большого BMW с объемом двигателя 1150 см3 и весом четверть тонны. За несколько дней до отправления Клаудио вдруг обнаружил, что его права не разрешают водить большой мотоцикл. «Ну и что, – сказал он, – сдам экзамен, получу нормальные мотоциклетные права. Я уже столько лет езжу – это будет нетрудно». Но такая самоуверенность оказалась его самым больным местом. Экзамен он не сдал, чем сбил все наши планы.
Напряженно размышляя, мы почти не заметили, как пролетели последние километры немецкой идеальной дороги, которая вели нас к чешской границе мимо декоративно красивых, как с картинки, домиков и через Баварский Лес. Только остановившись перед чешским пограничником, мы осознали: порядок и безопасность Западной Европы заканчиваются. «У меня мурашки по коже», – закричал я по радиосвязи, когда наши мотоциклы въехали на территорию Чехии.
«У меня тоже, – ответил Эван. – Наверное, это из-за неизвестности впереди – и так будет до самой Аляски». Готовясь к путешествию, мы старательно учили русский, но дальше нескольких общих фраз дело не пошло. А что касается чешского, украинского, казахского и монгольского – на этих языках мы не знали ни слова.

Первое, что бросилось в глаза на въезде в Чехию – это проститутки, заполонившие по всей длине обочину дороги, ведущей от границы. Всего за пару миль нам встретилось с полдесятка девиц, которые прохаживались по придорожным стоянкам или стояли на обочине. Одно из зданий приграничного городка было украшено неоновой вывеской «Клуб радости: удовольствие нон-стоп» – там явно был бордель. Мы были в шоке, и даже не по моральным соображениям. Просто в этот момент сразу стал понятен резкий контраст между богатством Запада и бедностью Востока.
Мы поехали вглубь Чехии: шел третий день пути, и уже пятая страна. Ландшафт оставался таким же, как в Германии – широкие равнины, на которых иногда виднелись маленькие рощицы или леса, – зато изменились ощущения. Дорога хуже и более узкая, много выбоин. Дома в поселениях, мимо которых мы проезжали, старые и потрепанные. Рекламных щитов мало – наследие страны с тех пор, когда она еще была частью Восточного Блока, входившего в сферу влияния Советского Союза.
Перегон до Праги получился долгим и утомительным. От Нюрбургринга мы проехали 750 км и дико устали. Хотелось надеяться, что таких дней с десятичасовой ездой без остановок будет немного. Но теперь даже я понял, что BMW – это и правда хорошо. За три дня мы проехали почти тысячу миль, но особой физической усталости не чувствовали. Попа не болела, мышцы тоже. Если бы мы ехали все это время на спортбайке, то чувствовали бы себя сейчас, как после мясорубки: болело бы все тело. «Бимеры» оказались хорошим выбором, пугало только одно: в них помещалось ужасающе много бензина. Когда едешь с полным баком – это реально страшно. Боже сохрани.

Хотя BMW и не требовал больших физических усилий при езде, умственное напряжение сохранялось – так что путь через окрестности Праги напоминал последние часы долгого перелета.
Особенно тяжело было в самом конце, и мы почувствовали себя лучше, только когда уже въезжали в город по красиво украшенному автодорожному мосту, откуда раскрывалась раскинувшаяся на другом берегу потрясающе живописная панорама города, со множеством шпилей и массивным монументом на холме. И все это в свете кроваво-красного солнца. Эффектное получилось прибытие.
Вечером мы встретились с Рассом, Дэвидом, Клаудио и Джимом Симаком, оператором второй съемочной группы. У нас появилась возможность узнать Клаудио получше, так как до того мы почти не общались. Он оказался приятным парнем с легким характером и сразу пообещал не вмешиваться в путешествие. Казалось, Клаудио не представляет особой опасности для наших идеальных задумок. Но за долгим ужином в красивом ресторане все взаимные претензии и мелкие споры между Рассом, Дэвидом и нами вышли-таки наружу. Позднее, за бокалом вина, Расс сказал мне, как сильно беспокоился Дэйв из-за того, что я мог наброситься на него из-за какой-нибудь ерунды. Оказывается, Дэйв просто заболевал от беспокойства, когда представлял меня в ярости. Если честно, такое уже несколько раз случалось из-за разных сложностей, неизбежных при съемке документального фильма. Расс отметил, что я несколько недооцениваю всю ту большую работу, которая была проделана для подготовки путешествия. Он сказал, что мы должны стать единой командой, подружиться и работать вместе. Я ответил, что, думаю, так мы и делаем. На это Расс возразил, что у меня слишком часто срывает крышу и я становлюсь иногда невыносимым.

Я не согласился с Рассом по поводу собственных слабостей. Невыносимым себя определенно не считаю. Конечно, иногда раздражаюсь (если что-то идет не так), но мне, кажется, удается нормально справляться с такими эмоциями. Поднимаясь в свой номер в отеле, я был немного обижен. По моему мнению, упреки Расса были не совсем справедливы.
На следующий день мы пошли смотреть город. Это было первое посещение Праги, и ее красота нас поразила. Мы перешли мосты через извилистую реку Влтаву, залезли наверх к замку Градчаны и побродили по узким улочкам в Старом городе мимо зданий в стиле барокко. Вели себя как самые обычные туристы – хотя за нами неотступно следовали два оператора. И, как все туристы, мы потратили кучу денег на сувениры. Эван, например, купил дочкам наручные часики, а через пятнадцать минут нашел такие же, но в два раза дешевле. Потом еще обнаружилось, что секундная стрелка у них движется против часовой. Как и тысячи туристов до нас, мы сидели на Карловом мосту, пока местный художник рисовал с нас шарж, и созерцали окружающую красоту. Хотя на какое-то время сами тоже превратились в «достопримечательности», потому что прохожие постоянно останавливались и фотографировали Эвана. Мы встретили группу английских туристов, которые читали в газете о нашем путешествии. Они пожелали нам удачи, и было очень приятно слышать тёплые слова от незнакомых людей.
Потом мы отправились в пражский Еврейский квартал и на старое еврейское кладбище. Раньше городские власти выделяли евреям очень мало места под захоронения, так что это одно из самых переполненных кладбищ в мире. Говорят, могилы там располагаются одна над другой в семь-восемь слоев. Когда на кладбище совсем не оставалось места, привозили еще земли – так людей и хоронили слоями. Даже сейчас там очень много древних надгробий, беспорядочно разбросанных по всей территории. Но чем дальше, тем понятнее становилось: все места, которые мы посещали, были выбраны Рассом и Дэвидом и подогнаны ими под их продюсерские нужды. Художник на Карловом мосту, как выяснилось, был подставной. Как и встреча с Парвиной – цыганкой, которую Расс уговорил нам погадать. С нарастающим скептицизмом мы спустились по аллее во внутренний двор какого-то дома, обнесенный побеленной бетонной стеной. Там было четыре пластиковых садовых стула и покрытый красно-черной скатертью стол, на котором стояла свеча в стеклянном фонаре. За столом сидела черноволосая женщина средних лет, одетая в домашний халат, а перед ней были разложены карты таро. Она раскладывала колоду, и каждый раз выпадала карта под названием «Императрица». Цыганка сказала Эвану о знаменательной встрече в пути. Но еще она сообщила, что Эвана обманут, и, возможно, это сделает кто-то из его же знакомых. Про меня таро поведали немного – только про большую дорогу впереди и ностальгические мысли о семье. Еще Парвина предсказала потерю денег кем-то из нашей команды. Если подумать, большим откровением такие пророчества не стали.
После гадания мы четко дали понять Рассу и Дэвиду, что больше подставных встреч не хотим. Мы ценим весь тот труд, который был потрачен на их организацию, но все это слишком сильно отличается от нашего видения нашей же поездки. С этого момента путешествие должно диктовать, каким быть фильму, а не наоборот.
«Да, да, разумеется. Все будет, как вы хотите, парни, не волнуйтесь, – заверил нас Дэвид. – Духу вашей поездки ничто не угрожает. Вы же сами знаете, для меня это самое главное. И с этого момента – обещаю: никаких сюрпризов, никаких подстав».
«Кстати о сюрпризах… – начал Дэвид, когда мы уже вернулись в отель, решая, чем заняться вечером, – мы организовали вам ужин в средневековом ресторане в центре Праги и хотим, чтобы вы кое-что сделали».

«И что, интересно?» – спросил Эван. «Не волнуйтесь, – ответил Расс, – вам понравится». Расс был одновременно прав и не прав. Причины для волнения у нас уже и так появились. За пару часов до того мы выгрузили мотоцикл Клаудио из трейлера, и оказалось, что у него один из поршней плохо работает. Вот с тех пор я над ним и бился. Слил бензин из бака, чтобы поставить новую батарею, потом заменил ее, проверил свечи зажигания и перепробовал еще кучу вещей. Мотоцикл все равно не работал. В субботу вечером представительство BMW в Праге было закрыто, а уезжали мы следующим утром. Больше всего на свете хотелось ехать вместе с Клаудио – мы бы путешествовали как обычно, а он бы нас снимал. Если мотоцикл починить не получится, его придется везти к следующему дилеру BMW – а это уже в Киеве. «Мрак», – сказал я Эвану.
Потом нам пришла в голову мысль позвонить Говарду Годольфину, нашему техническому консультанту в отделении BMW в Англии. Я поговорил с ним, обрисовал ситуацию и немедленно получил помощь.
«Посмотрите на поршни, – сказал Говард. – К ним подходит карбюратор, где воздух смешивается с топливом, а над карбюратором – маленький инжектор, впрыскивающий топливо в воздух. Там есть небольшой кабель, который управляет газом. Он сидит на инжекторе, как цепь с пластиковой обшивкой у велосипеда. Если снимете бензобак, то наверняка окажется, что эта обшивка где-то зацепилась, перетянула кабель, и поэтому топливо не попадает в двигатель. Просто поднимите обшивку и поправьте кабель».
Кабель нашелся – Говард был прав, он действительно зацепился. Я его поправил, как мне и сказали, а потом включил зажигание. Мотор взревел. Если бы всегда все было так просто.

ЭВАН: Мы зашли в этот средневековый ресторан без каких-то особенно хороших предчувствий. Там играла соответствующая музыка, официанты были одеты в подходящие костюмы, и имелось хитроумное меню – словом, именно такие тематические рестораны мы обычно обходим стороной. Спустившись в мрачный подвал (который, видимо, считался банкетным залом), нам осталось только рассесться по кругу, как кучка дураков, и ждать обещанный сюрприз. Дэвид и Расс уговорили меня нацепить мужской вариант пояса верности, у которого спереди имелся внушительных размеров железный член с шипами. Я нехотя подчинился, и мы в тревожном ожидании сели за стол. После первого блюда ребята радостно объявили, что попросили шеф-повара разрешить нам с его помощью приготовить традиционную средневековую лепешку. Нас отвели на кухню, где под руководством повара мы намешали жидкое тесто и стали лить его на сковородку. Было невозможно выражать энтузиазм по поводу происходящего в присутствии повара и кухонных работников, которые глазели на всё это одновременно с удивлением, неверием и пренебрежением. Мы чувствовали себя неловко, но Дэвид и Расс настаивали, да еще заставили нас комментировать процесс жарки этих дурацких лепешек.

«Ну, разве не круто, а? – сказал Дэвид. – Мы так быстро это все устроили. То же самое можно проделать и в других уголках мира – с местными блюдами».

Он явно ничего не понял. Вот черт! Если нас собираются «радовать» такими придумками на протяжении всего путешествия, оно грозит превратиться в кошмар. Мы не знали, как быть дальше, и беспокоились об уничтожении мечты прямо на наших глазах. Обвиняя себя в создании монстра, который начал выходить из-под контроля, мы всю ночь не спали.

Следующим утром, когда мы готовили мотоциклы, а Расс и Дэвид грузили машины техподдержки, я подошел к Дэвиду. «Такие мероприятия, как вчера, и прочие сюрпризы нам не нужны, – сказал я. – Вчера была другая настоящая история: у Клаудио не заводился мотоцикл, но Клаудио этого заснять не мог, потому что в это время расставлял свет в ресторанной кухне. Вы должны понять, что затея с приготовлением средневекового омлета, и все в таком духе, – просто бред. Нам совсем не понравилось, хотя вы с Рассом и были в восторге. Говорю вам – это не было здорово, а только еще раз доказало мне и Чарли, что ваши сюрпризы не для нас».

Я сказал все предельно четко и спокойно, но от внутреннего беспокойства избавиться не мог. Путешествие превращалось в работу, к тому же очень тяжелую. Я так надеялся избежать всякой мелкой возни и трудностей съемочного процесса, но вместо этого сам по глупости подписался на трехмесячное кругосветное испытание кинематографом. Мы, конечно, всегда могли удрать на пару дней от камер и съемочных дэдлайнов, но если не урегулировать этот вопрос сейчас, дух путешествия будет утерян навсегда. Кажется, только мы с Чарли понимали: от жесткого следования принципу «сначала путешествие, потом съемки» выиграет не только путешествие, но и фильм.

Еще мы знали, что отношения в нашей четверке не всегда будут такими натянутыми, как сейчас, – было ведь и по-другому. Мы вместе многое пережили – раз уж удалось зайти так далеко. Отношения строились на прочном фундаменте и крепко зацементировались в начале января, когда мы вчетвером летали в Лос-Анджелес уламывать американских телевизионщиков. Остановились в отеле «Шато Мармон», в котором я раньше часто бывал. С деньгами у нас было негусто, летели эконом-классом и считали каждую копейку – так что и поселились все в одном номере. Была уже середина ночи. После перелета мы чувствовали себя совсем разбитыми, да плюс еще утром нужно было успеть сразу на несколько встреч подряд. Поэтому мы не могли спать – в три часа ночи все встали, голодные, нервные и усталые. Сидя в одних полотенцах, футболках и трусах, мы заказали в номер сандвичи и кофе.

Вскоре раздался стук в дверь. Вошел официант, мужчина слегка за шестьдесят, с шаловливым огоньком в глазах. Поставил поднос. Наливая кофе, он повернулся к нам – четырем полуголым мужикам в одной спальне – поднял бровь, ухмыльнулся и манерно так сказал: «Еще увидимся, мальчики».

Пока за ним не закрылась дверь, никто не шелохнулся. Только потом мы поняли, как выглядели в глазах официанта четыре полураздетых и явно утомленных мужчины, заказывающие еду в номер посреди ночи. Мы переглянулись и повалились на пол от смеха.

В восемь утра начались переговоры. Рассчитывая на бюджет в $6 миллионов, Расс достал ноутбук с отломанной клавишей (накануне в самолете Чарли уронил на него сумку), и пришло время игры. В тот день она повторилась раз десять.

Трудное это было дело. Телевизионщики нас совсем замордовали, заставляя буквально биться за их внимание – чего раньше мне лично никогда делать не приходилось. В беседе с ними вообще ничего нельзя было понять. Сидят, лица, как у профессиональных игроков в покер, руки скрещены на груди, молчат. Интересно им или нет, что они думают по этому поводу – непонятно. Сразу видно: люди демонстрируют тебе свою власть и наслаждаются каждой минутой сего действа.

На NBC/Bravo, одной из последних студий, что мы посетили, с нами разговаривал управляющий. Как нам сказали, он вылитый старшина из «Форрест Гампа». Все полтора часа встречи управляющий сидел с каменным лицом и смотрел будто бы сквозь нас, так что на его фоне остальные выглядели дико оживленными. В конце встречи мы поднялись, чтобы уйти, и тут Чарли сделал замечание по поводу плаката с неким подобием Фарры Фоусетт в красном купальнике и с очень выдающимися сосками.

«Господи, ну и соски, как будто ненастоящие», – сказал он.

И вдруг этот парень ожил! «Интересно, что вы заметили, – ухмыльнулся он, – потому что они правда ненастоящие. Знали бы вы, сколько часов мы старались поставить их на место. Но сколько ни бились, выглядит все равно ненатурально».

Вернувшись в «Шато Мармон», мы даже не знали, что друг другу сказать. Весь день встречались с людьми, но не было ни единого признака сделки, как будто у нас ничего не вышло. Так мы просиде

Добавлено (15 Февраль 2011, 14.07.22)
---------------------------------------------
lily, хочу фото Юэна в этом кошмарном жёлтом костюме с серым скотчем на ширинке!!! Есть такая? Интересно ведь теперь посмотреть на то, что Юэн так красочно описывает

Добавлено (15 Февраль 2011, 14.14.28)
---------------------------------------------

и ПРОДОЛЖЕНИЕ ...

Так мы просидели в номере минут двадцать, измученные целым днем презентаций, да еще и подъемом в три часа ночи. Неожиданно из туалета выбежал Дэвид, держа перед собой, как эстафетную палочку, мобильник. Он прокричал в направлении микрофона: «Все в порядке, мы на громкой связи, скажите еще раз».
Пока все в комнате переживали, Дэвид разговаривал с телевизионным агентом от Уильяма Морриса, который до этого уже беседовал с тем самым старшиной из NBC/Bravo. Похоже, разговор о фальшивых сосках сработал.
Из трубки раздался голос: «Привет, парни. Значит, так. Они хотят шесть-восемь серий. За час могут заплатить больше полумиллиона долларов».
Мы вдруг почувствовали, что глядим в бочку с несколькими миллионами баксов для нашего шоу. «Вы уверены? Это точно?» – прокричали мы в телефон.
Дэвид сказал: «Я его несколько раз спросил, можно ли вам все рассказать. И все время переспрашивал: „Вы уверены, что сделка состоится? Если нет, то я ничего им говорить пока не буду“. Так что, все реально, правда?»
«Абсолютно реально». Агент выдержал эффектную паузу и добавил: «Пойдите куда-нибудь, погуляйте. Отпразднуйте это дело. Утром увидимся».
Щелк, бр-р-р-р. Он отключился. Мы вчетвером стояли в тишине, пораженные, глядели друг на друга и не верили в услышанное.
А еще через несколько секунд маленькая комната наполнилась мужскими голосами и криками: «Зашибись!» Мы носились по номеру, орали во все горло, подсчитывали в голове сумму и вопили от восторга. Наконец-то появились деньги, чтобы превратить мечту в реальность!
Через два дня меня забросили в аэропорт. Нужно было вернуться в Лондон пораньше. Но рейс задержали, так что мне пришлось четыре часа просидеть в зале ожидания, слушая бесконечно заунывную мелодию флейты; я воспользовался появившимся временем, чтобы сделать запись в дневнике, и тут зазвонил телефон. Это снова был тот телеагент. «Когда Bravo пообещали шесть-восемь часов, они имели в виду шесть часов. И когда они назвали сумму $600 000 – $800 000, то подразумевали где-то $100 000 – $200 000».
За один-единственный телефонный звонок мы потеряли несколько миллионов долларов. В Bravo пересмотрели ставки. Это все равно было очень выгодное предложение, так что мы могли сильно не расстраиваться. В конце концов, многим ли дают деньги на осуществление мечты? Хотя было неприятное чувство, будто мы за одно мгновение потеряли всё. Наша команда словно бы ползала по полу, заглядывала под коврики и в щели между досками, приговаривая: «Вот черт, куда же они все подевались?»
Мы были несколько разочарованы, но этот случай нас еще больше сблизил, как и некоторые другие неудачи подготовительного периода. Такие события помогали вспомнить, что главное – само путешествие. И теперь, во время всех этих недоразумений в Праге, мы отчаянно хотели заставить себя и других вспомнить наше первоначальное видение поездки.
ЧАРЛИ: От Праги до словацкой границы мы ехали караваном – вслед за Рассом и Дэвидом на двух Mitsubishi 4x4. Остановку сделали в цистерцианском монастыре в Седлеце – пригороде города Кутна-Гора, чтобы посетить часовню Всех Святых, построенную в XV веке. Она также известна как «Костиница», «Оссуарий» или «Байнхаус» (последнее – немецкое слово, в переводе «Дом костей»). Часовня эта – жуткое место, где хранятся скелеты более сорока тысяч человек. В конце ХШ в. богемский король Отакар II отправил настоятеля Седлецкого монастыря Генриха на Святую Землю с дипломатической миссией. Обратно Генрих привез горсть земли с Голгофы, круглого холма, на котором, как известно, был распят Христос. Настоятель разбросал эту землю по монастырскому кладбищу, превратив его в самое почетное место для захоронения во всей Центральной Европе. Несколько эпидемий чумы в XIV веке, Гуситские войны начала XV века и огромный спрос со стороны богачей, делавших состояние на местных серебряных шахтах, – и вот кладбище заполнили десятки тысяч могил. В конце концов кости начали складывать в кучу. Во время одной только чумы в 1318 году в Седлеце было похоронено более тридцати тысяч человек.
В начале XV века посреди кладбища построили церковь, и одному полуслепому монаху-цистерцианцу было поручено перенести в часовню под ней кости из самых старых могил. Позднее, в 1870 году, Франтишек Ринт, местный резчик по дереву, начал превращать эти кости в мрачные произведения искусства. Жемчужиной коллекции считается подсвечник, собранный из полного человеческого скелета – ни одна косточка не пропала. По углам церкви висят огромные колокола, тоже состоящие из костей. Вся церковь облицована такими «костяными» орнаментами.
ЭВАН: Дорога до Седлеца проходила через несколько других городов по булыжным мостовым и вдоль усаженных деревьями проспектов, еще голых после зимы. Пока мы ехали, я слушал в шлемофоне Вагнера, но мне это не помогло. Гуляя по часовне и разглядывая жуткую выставку, я никак не мог понять: красиво там или страшно. Чарли сказал: «Не такая уж плохая идея, ведь всем этим костям не дали просто сгнить, свалив снаружи в кучу, а превратили их в то, во что превратили. Вроде как проявление уважения к покойным. Люди заходят в церковь, улыбаются и думают: „Вау! Невероятно!“ Здорово, что здесь как бы присутствуют духи этих людей».
Но мне думается, кости мертвых людей – не рождественские украшения, и развешивать их в виде всяких подсвечников, картинок на стенах и надписей как-то очень странно. Мы видели черепа, челюсти, зубы, пальцы, берцовые кости, лопатки и прочие руки-ноги! Ничего более мрачного и зловещего мне в жизни еще не встречалось, хотя одновременно в церкви было очень красиво и как-то старомодно, что ли. Не знаю почему, но выглядело это эффектно, даже не смотря на жуткий материал.
Хотя, в общем, наше мнение роли никакой не играет. Если люди нормально относились к складыванию в церкви костей покойников, почему нужно пугаться из-за того, что эти же кости решили превратить в украшения? Но все же… Ведь украшения-то из мертвых людей! Эта часовня – как сладкий сон маньяка. Обедать мне в тот день расхотелось.
ЧАРЛИ: После «Церкви на Костях» мы расстались с Рассом и Дэвидом и двинулись дальше в обществе Клаудио. Он пока еще чувствовал себя неуютно на большом BMW, хотя и оказался прирожденным мотоциклистом. Клаудио совершенно не стоило волноваться из-за прав: с места он рванул как ракета и тут же скрылся из виду в облаке пыли.
Мы остановились пообедать на красивой средневековой площади, такой картинно-прекрасной, будто ее перенесли сюда из Диснейленда. Я и Эван бродили по этой площади, разглядывали разрисованные витрины магазинов, останавливались у рыночных лотков, а Клаудио нас тем временем потихоньку снимал. Дело было сделано за считанные минуты. С огромным облегчением мы выяснили, что втроем справляемся со съемками без проблем: просто и быстро.
Потом мы несколько часов пересекали долину, где вдоль дороги текла река с крутыми берегами, и то и дело встречались заброшенные фабрики и заводы. Потом пошла дикая гористая местность к северу от Брно под названием Моравский карст, а за ней – подъем к пещерам Пунква в долине Пусты жлеб. На этой территории находится более тысячи пещер, и она занесена в список объектов, признанных Всемирным Наследием. Чехию стоит посетить хотя бы ради пещер Пунква. Это нечто!
Мы сели в лодку и поплыли в пещеры совершенно одни, потому что день подходил к концу. Где-то час наша компания, разинув рты, разглядывала беспорядочные нагромождения сталагмитов и сталактитов, споря, какие из них свисают с потолка, а какие растут от земли. Потрясающее по масштабу и красоте место. Слушая рассказы гида о том, что этим пещерам триста миллионов лет и что сталагмиты подрастают на один миллиметр за тридцать лет, мы зашли далеко вглубь горы. Передвигаясь по узким проходам между нагромождениями горной породы, мы прошли через вход, потом спустились вниз по короткой тропинке и оказались в самом невероятном ущелье. Оно было огромное, полностью заросшее зеленым мхом и лишайником, и в некоторых местах лежал снег – здесь был свой особый микроклимат. Далеко справа из скалы вытекал ручей, образуя большое озеро. Изумительное зрелище, как картинка из «Властелина колец» или, по словам Эвана, «как у Джаббы Хатта в заднице». Какое-то время мы стояли, приобнявшись, и молча смотрели, совершенно сбитые с толку, стараясь впитать в себя всю эту красоту.
Ущелье было 135 метров высотой, около 180 метров шириной и почти полностью закрытым – только на самом верху имелось маленькое отверстие, через которое сюда проникал свет. Вокруг «окошечка» росли сосны, и их силуэты вырисовывались на фоне неба. Нам рассказали местную легенду. Однажды по горам над ущельем шла ворчливая мачеха с двумя пасынками. Мачеха всю дорогу пилила парней, и когда им это надоело, они подвели ее к краю ущелья и столкнули вниз. С тех пор оно называется Мачехина пропасть.
Заночевав в туристической гостинице в одной маленькой деревушке и проехав через местность, напомнившую Эвану Пертшир, мы добрались до словацкой границы, где и встретились с нашей командой. «Mitsubishi Shogun» Дэвида и пикап Расса, тоже «Мицубиси», окрещенные как «Воин» и «Зверь», были припаркованы у здания таможни. Не успели мы слезть с мотоциклов, как к нам подбежал Расс.
«Вы таможенную книжку на въезде проштамповали?» – проорал он.
«Нет», – ответил я. «Точно?»
«Точно. Мы просто так проехали».
«Да-а, добавили вы мне головной боли, – сказал Расс. – Вы не представляете, насколько это важный документ!»
«Мы простые туристы, – ответил я. – Уж если мы смогли въехать в страну без этой печати, то и выехать должны суметь».
«В том-то и дело, что нет. Эта книжка – страшно обязательная штука. С законами шутить себе дороже, понимаете? Уж поверьте мне, так нельзя!»
Расс был в жуткой панике, он ругался и не договаривал фразы: «…я на этом раньше попадался… это всё… сейчас узнаю… надо позвонить в штаб и спросить, что делать… а то мне уже хочется…»

«Расс, в чем дело? – спросил я. – Давай-ка успокойся, ладно? Мы позвоним куда надо. Не будем пока ничего предпринимать. Как только во всем разберемся, тогда и будем действовать».
Все шло так хорошо до встречи с ними! На самой границе, где по определению нужно вести себя как можно скромнее, мы вдруг оказались в центре скандала. Оказывается, при въезде в Чехию надо было поставить печать в таможенной книжке. Такая печать гарантирует, что в этой стране мы не продадим ничего из оборудования. Нас никто не предупредил, а сами мы про нее забыли.
Рядом метался Дэвид, в ярко-красном жилете, с рацией на ремне и выражением ужаса на лице, привлекая к нам всеобщее внимание. Хотя мне и Эвану больше всего хотелось просто потихоньку покинуть страну.
Пока Эван грыз орешки, а я поправлял сумки на мотоцикле, Расс разносил нас по поводу этой книжки. В конце концов, мне это надоело.
«Слушай, Расс, – сказал я. – Успокойся уже. Ты так распсиховался, нам же гораздо лучше сохранять спокойствие. Хватит».
Расс совсем озверел. «Раз так – сами разбирайтесь!» – рявкнул он и свалил.
Дэвид тоже выглядел паршиво. Он только что говорил с одним дальнобойщиком, который проторчал на границе пять часов. «Нет уж, хрен вам, пять часов мы ждать не собираемся», – заявил Дэвид, словно у нас был выбор. Он стал куда-то звонить по мобильнику и тут увидел, как Расс направился к таможенникам. «Только таможенную книжку им не показывай! – прокричал он ему вслед. – Вот уж попали так попали…»
Расс не остановился, он был явно очень зол на меня. В чем-то он, конечно, был прав, но в то же время всегда есть способ решить проблему. Пересечение границы – процесс сам по себе небыстрый, так что нужно дать ему возможность идти своим чередом. Беготня Расса и Дэвида этому не способствовала, как и их стремление все заснять: Дэйв не отпускал от себя Джима с камерой. «Джим, иди-ка сюда! Я тебе что-то скажу!» – кричал он. И потом в камеру: «Я с ребятами… „Долгий путь вокруг света“… Мы на границе…»
Все действовали слишком уж активно. Нам с Рассом явно нужно было разобраться между собой, но я был уверен: все само образуется, когда он немножко успокоится. Мы с самого начала знали, что в Европе все пройдет очень спокойно и без серьезных событий, а самое интересное начнется по мере продвижения на восток. Зачем искусственно создавать кризис и суету, когда дорога сама потом утолит нашу жажду приключений и подарит фильму динамику?
Вскоре вопрос был улажен. Нас заметили пограничники – не заметить поднятую суматоху было трудно – и спокойно проверили документы. Мы заплатили небольшой штраф за отсутствие печати в таможенной книжке – и все. Уже через пятнадцать минут были в Словакии. Много шума из ничего. Мы еще раз убедились, что в сложной ситуации главное – сохранять спокойствие, и она сама разрешится.
ЭВАН: Я понимаю, что пересечение границы занимает какое-то время, и готов потерпеть; мне только не нравится тратить время зря. Через два часа езды по Словакии я впал в мрачное расположение духа, меня стали дико раздражать всякие дурацкие мелочи типа болтовни по радио и подначек Чарли. Наверное, мне просто нужно было передохнуть, побыть одному, позвонить жене, чтобы хоть ненадолго разбавить этим нашу чисто мужскую компанию. Я и в лучшие свои времена не очень-то любил, когда надо мной подшучивали, а тут эти шуточки меня совсем стали убивать. Очень хотелось к Ив и дочкам. Не закончилась еще и первая неделя путешествия, а я уже по ним истосковался, чувствовал себя одиноко и уныло, раздражался по пустякам, а вера в себя – так та вообще упала до нуля. С каждой новой страной я все больше изнывал от тоски по дому. Ко всему прочему, еще потерялась розовая пластмассовая мыльница, подаренная Кларой. Из-за этого я совсем сник. А может, просто пришла пора поесть.
Когда мы въехали в город, где собирались остановиться на обед, я сверился с GPS. Было как-то странно. Она должна была показывать направление на перекрестках, а вместо этого там была прямая до следующего пункта маршрута, куда мы собирались попасть к вечеру. Даже если бы впереди лежал лес, GPS предложила бы ехать сквозь него.
Тут до меня дошло, что кто-то включил внедорожный режим – вот она и показывала дорогу, как с высоты птичьего полета. Ну, слава богу. Разобрался наконец-то, почему GPS задавала такие странные направления. Завидев Чарли, я помахал ему, чтобы он остановился, и предложил сделать перерыв.
«Мою GPS кто-то переключил на внедорожный режим, – рассказал ему я. – Вот почему она не работала».
Чарли даже не потрудился снять шлем. Он покачал головой и закричал: «Ты, конечно, молодец! Сидишь тут на дороге и ждешь, пока я проеду мимо, а потом отзываешь назад, типа „у меня кто-то GPS переключил, вот ужас-то“. Кто, ты думаешь, кроме тебя мог это сделать? Обожаю эту твою милую черту – всегда винишь кого угодно, только не себя. Знаю, ты сейчас наверняка думаешь: „Это Чарли ковырялся в моей GPS“. Так и слышу эти твои мысли. Вот смеху-то. „Кто-то копался в моей GPS!“ Ха!»
Было непонятно, всерьез это он говорил или чтобы подразнить, но я уже сильно проголодался – поэтому сосредоточился на поиске ближайшего места, где можно поесть.
Небо было серым, вдалеке виднелись горы. Мы остановились в придорожной закусочной под городом Бойнице. Я прогнал с бензобака огромного мохнатого паука, посчитав его добрым знаком, подписал несколько открыток и получил удовольствие от обеда в обществе Чарли и Клаудио. Поев, мы достали сигареты – я оказался не способен ограничиться одной сигареткой после обеда и вернулся к прежней норме «пачка в день». Дальше мы стали решать, куда ехать дальше, и в итоге заехали к замку неподалеку от Бойнице. Там с удивлением обнаружили группу английских туристов, а потом удивились еще больше, когда одна девочка достала DVD с «К черту любовь!» и попросила меня его подписать. А потом мы отправились к родителям няни детей Клаудио, и в одном из городов на пути к ним сняли номер в гостинице.

ЧАРЛИ: Мы уехали рано утром, дорога шла по сельским районам Словакии; иногда начинался сильный дождь. Как и Чехия, Словакия производила впечатление небогатой страны, тут было много полей и огородов, пожилые люди одевались традиционно. Туризм в Словакии не очень развит, но иностранцам никто не удивляется. Почти все, с кем мы разговаривали, могли изъясняться на английском.

Два раза нам повстречались мотоциклисты, специально поджидавшие нас на обочине дороги. Проезжая мимо, мы махали им, а они тут же надевали шлемы и ехали следом. На ближайшем светофоре мотоциклисты вставали рядом, чтобы поговорить. Это было немного странно, но в то же время очень мило: люди читали про нас в газетах и теперь сворачивали со своего пути, чтобы проехать вместе пару километров. Эван загрустил. Он сказал, что по телефону у жены сегодня утром был печальный голос, а он не мог ее развеселить, потому что тоже скучал. Накануне я чувствовал себя точно так же, когда звонил Ойли. Было слышно по голосу, что она ужасно скучает, и мне сразу же захотелось домой. Та гадалка в Праге была права, ведь я действительно тоскую по дому больше, чем думал. Наверно, не надо было говорить о ней так пренебрежительно. Я скучал по жене, детям. И еще скучал по обычной жизни, всем тем вещам, которые воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся. Я поговорил и с Кинварой, старшей дочерью. Она спросила, как долго меня еще не будет. «Три месяца», — ответил я. «Как же долго. Пока всего одна неделя прошла», — сказала она, и меня сразу потянуло домой.

Мы поехали дальше, повернув на юг от шоссе 66 к Турне. Дорога шла мимо деревень, в которых дома, казалось, не ремонтировались и не красились годов этак с двадцатых, людей не было видно — только несколько пьяных, спотыкаясь, ковыляли по дороге. Они были настроены дружелюбно, но на лицах ясно читались последствия десятилетий, прожитых в бедности и под притеснением. Иногда нам встречались совершенно брошенные поселения и городки — города-призраки, построенные рядом с заводом, который теперь уже не работает. Окружающие их поля летом жестоко палило солнце, весной топили дожди, а осенью и зимой морозили снег и лед. Если на пути все же попадались какие-то люди, они тут же бросали все дела и глазели на нас. «Мы тут как инопланетяне», — сказал мне Эван по радио в одном из таких случаев. А потом был поворот, и на выезде из леса мир будто бы раскололся пополам: справа раскинулась потрясающая панорама — долины и горы, протянувшиеся на десятки миль.

Поздно вечером мы приехали в маленький городок Турня-над-Бодвоу, построенный вокруг большого цементного завода, и Клаудио отвел нас в дом родителей няни его детей. Это был большой дом с террасой, и за ним имелся огород, где росли всякие овощи. Саба Капоштас напоминал седого Джека Николсона, а у его жены Марии было очень доброе лицо с сияющей улыбкой, и она прекрасно знала английский. «Я язык в школе учила, — сказала она, — вот только возможности куда-нибудь съездить, чтобы поговорить по-английски, у меня не было».

Это удивительные люди, совершенно независимые: они держали кур и свиней на колбасу и ветчину. Эван наконец-то повеселел. «Такой милый дом, — сказал он. — Такие теплые, гостеприимные люди».

Дом и огород Эвану очень приглянулись. Ему понравилась сама атмосфера этого места, доброта и искренность хозяев, которые с распростертыми объятиями впустили, по сути, совершенно незнакомых людей в свою жизнь.

Мария приготовила на ужин традиционные словацкие блюда: острый томатный суп с паприкой, свиную отбивную из мяса собственных животных и пирог. «Мой муж такую еду обожает, — сказала она. — Ешьте побольше. Завтрак будет только утром».

«Золотые слова», — сказал Эван.

Пока мы ели, Мария показывала семейные фотографии, рассказывала о пятерых своих детях и о том, как они всей семьей работали на цементном заводе. Еще она сказала, что у нее есть семидесятилетний друг по переписке из Эдинбурга. Они общаются уже тридцать лет, но еще ни разу не встречались.

После ужина Саба, хитро улыбаясь, поманил нас вниз и завел в гараж. Там он переставил свою «Ладу» к дверям, и стала видна лесенка, ведущая в подпол. Мы протиснулись сквозь маленькую дырку в бетонной стенке и оказались в просторном подвале, который этот хозяйственный человек обустроил прямо под домом. Вдоль стен стояли дубовые винные бочки, увешанные медалями, которые он получил за красное и белое вино из урожаев собственного виноградника. И это еще не все. Весь свод был уставлен бутылками домашнего фруктового и пшеничного шнапса, коньяка и яблочного сидра, и каждый напиток можно было продегустировать.

«Ну ничего себе! — прошептал мне Эван. — Нет такого алкогольного напитка, который бы он не производил. Если здесь зажечь спичку, на воздух взлетит вся страна».

Саба с гордостью продемонстрировал колодец, который сам выкопал, чтобы не таскать воду от городской колонки, — на это у него ушло пять лет. Колодец был каменный, глубиной футов 12, и воды в нем было футов 5 — ею он поливал огород. Потом мы вернулись в дом, уселись на кровать, и Саба стал показывать нам фотографии своей дочери Каролины и рассказывать разные истории из ее детства. Именно она работала няней у Клаудио.

Утром мы съели приготовленный Марией завтрак, и они с Сабой повезли нас на машине смотреть городок. Показали школу, в которой учились, фрески в местной церкви, брошенные дома с окнами без стекол и даже без рам, которые, по всей видимости, были украдены цыганами.

«Мы, словаки, много и тяжело работаем, чтобы обустроить свою страну», — говорил Саба, а его жена переводила. «А этим цыганам только бы песни петь да плясать, и больше ничего», — неодобрительно добавил он. Мы с Эваном переглянулись на заднем сиденье. Нам этот образ жизни казался вполне нормальным, и было неприятно, что к несчастному кочевому народу везде так нетерпимо относятся.

В конце концов, мы распрощались с приветливыми хозяевами и поехали дальше к границе, надеясь на этот раз обойтись без проблем. Два часа спустя Словакия была позади, и осталось только дождаться разрешения на въезд на Украину. Вдруг подбежал Расс с сообщением от Сергея, нашего русского связного.

«Так, дело вот в чем, — сказал Расс. — Таможенники принимают только оригиналы регистрационных документов на транспорт, а у нас ксерокопии. Оригиналы есть у BMW и «Мицубиси». Если здесь не пропустят, единственное, что останется — поворачивать обратно, потом ехать на север в Польшу, а потом через Белоруссию и Россию — в Казахстан».

Этот объезд увеличивал наш путь на несколько тысяч километров, но, по словам Сергея и Расса, украинские таможенники не сдавались. Палило солнце, и мы были потные и грязные. Зажатые между огромными фурами, извергающими тучи дизельных паров, мы застряли на нейтральной территории без еды и почти без воды, не зная, что делать дальше. Эван психовал, и я думал, не мог ли так его разозлить какими-нибудь своими словами. Чтобы остаться одному и подумать, как быть дальше, я тихонько откололся от остальных и направился к стоящим в сторонке потрепанным туалетам. За ними я наткнулся на старого словака, который назвался художником. На нем были солнечные очки в оправе под золото и грязноватая нейлоновая рубашка. Еще он помнил пару слов на немецком, который я сам знал совсем немного.

«Ukraine nicht gut. Grosse Mafia. Viele probleme», — предупредил он. Чтобы усилить впечатление, художник поднял два пальца и изобразил пистолет. «Бах, бах, — сказал он, вроде как стреляя в воздух, и отрицательно потряс головой. — Mafia alles Ukraine».

Хотя поляк был сильно небритый, грязный и без нескольких зубов, в его искренности сомневаться не приходилось. Было очевидно, что Украина — не та страна, в которую стоит соваться западным мотоциклистам в дорогом снаряжении и явно не бедным. Я побрел обратно на дорогу, где все сидели и ждали, а Эван еще и курил, чтобы рассказать им про словака.

«Ладно, не дергайтесь, все будет хорошо. Не надо нервничать. Бандиты всегда чувствуют страх», — сказал Эван.

«Но старик же сказал, что они все отберут, а самих нас убьют», — пропищал я.

Обдав меня ледяным взглядом, Эван затянулся, выпустил дым и уныло вздохнул: «И чё теперь делать-то?»

Продолжение......

4. За шагом шаг

Через Украину

ЧАРЛИ: Этот человек попался мне на глаза где-то после полуночи. Я был усталый, раздраженный и больше всего хотел пересечь, наконец, эту границу – мы вели переговоры с пограничниками и чиновниками уже 11 часов, и каждый следующий раунд был длиннее и утомительнее предыдущего. Поначалу ругаться с упрямыми бюрократами, совершенно не такими, как на Западе, было даже интересно. Но теперь я грезил только о въезде на Украину, хотя бы только для того, чтобы залезть в койку. И тут я увидел, что он за мной наблюдает.
Это был явно богатый человек, но в то же время богатство его в глаза не бросалось. Значит, деньги у него появились уже довольно давно. Дорогая, но не броская одежда, модная стрижка. Короткие волосы, седеющие на висках. Лет сорок, похож на успешного бизнесмена, но у его BMW были красные номера. Дипломатическими, как мы потом узнали. Он лично знал всех здешних пограничников, полицейских и чиновников, и что самое странное – он нами явно заинтересовался. Разговаривая с пограничниками в белом свете флуоресцентных ламп здания таможни, он время от времени поглядывал на нашу группку. Мы с Рассом и Дэвидом стояли почти в полной темноте – нам светили только фары грузовиков. Эван сидел на обочине неподалеку, завернувшись в спальный мешок, пытаясь поспать и дыша дизельными парами, извергаемыми стоящими рядом фурами. «Наверное, это какой-то украинский бизнесмен, пытающийся вызволить свою машину, в которой искали наркоту или еще какую-нибудь контрабанду», – подумал я. А он, повернувшись ко мне, пожал плечами. Я тоже пожал плечами. «Уф-ф-ф», – сказал я в надежде, что это общепринятое выражение фразы «И что тут поделаешь?» на Украине имело такое же значение. «Точно, – сказал он по-английски с очень сильным акцентом. – Импортировать дешевле».
Я подумал, что он имел в виду низкую пошлину на разбитую машину, и снова повернулся к Рассу. Хотелось обсудить с ним гораздо более важный вопрос: где мы сегодня будем спать? На границу мы приехали где-то в середине дня и в этот же день собирались остановиться в украинском городе Ужгороде – он находится примерно в 8 км от границы. Но вот уже середина ночи, и про гостиницу в следующем пункте маршрута, похоже, можно забыть.
«У меня свой отель, – сказал этот бизнесмен, снова обернувшись к нам. – „Камелот“. Отсюда недалеко. Ночуйте у меня».
Он вручил нам рекламный проспект. Отель выглядел шикарным и недешевым, в новом русском стиле. Мне в голову пришло сравнение с дорогим публичным домом – этаким питейным дворцом, куда приезжают богатые бизнесмены, политики и чиновники высокого ранга с любовницами, чтобы несколько дней ублажать себя сексом, икрой и водкой. Но все же это был отель, а нам этой ночью негде было спать.
«Остановитесь у меня, – предложил бизнесмен. – Это близко. Ужином накормлю. Утром спите, сколько хотите. Парковка и гараж – не проблема».
Я знал: нельзя вот так сразу соглашаться. Нам многие говорили, и не только тот старик в золотых очках, что на Украине одна сплошная мафия. «Хоть этот господин на бандита совсем не похож, но все равно он как-то связан с мафией», – подумал я. Если у тебя есть большой отель на Украине, значит, есть и «крыша».
Я подошел к Эвану, изо всех сил пытающемуся поспать, и рассказал о предложении.
«А зачем этому парню нам помогать, он же нас совсем не знает?» – спросил Эван. Хороший вопрос. И если мы не станем искать на него ответ, то нарушим первое правило курса по выживанию во враждебной среде.
ЭВАН: Джейми Лоутер-Пинкертон словно сошел со страниц учебника для английских военных офицеров. Высокий, жилистый, благородный и внушающий уважение, он вел трехдневные курсы по поведению в экстремальных ситуациях. Джейми преподавал эту науку бизнесменам, журналистам, добровольцам из гуманитарных организаций и правительственным чиновникам, отправляющимся в горячие точки планеты, в том числе в страны, где идут войны, гражданские беспорядки и процветает террор. Преподавал он ее и нам.
Мы были уверены, что раньше Джейми служил в САС (специальной авиадесантной службе Великобритании), хотя сам он этих предположений никогда не подтверждал и сразу менял тему разговора, если об этом вдруг заходила речь. Стены загородного дома, где проходил курс, были увешаны фотографиями Джейми с разными людьми – он познакомился с ними во время службы «в полку» или «в Херефорде». Вот Джейми с сослуживцами в водолазных костюмах, вот он в джунглях, грязный и опасный, а вот за спиной у королевы-матери на официальном приеме. Эти ребята всегда ставили машины на парковке так, чтобы оттуда получилось быстро убраться в случае чего. И в разговоре Джейми постоянно упоминал «отличных парней», которые «были сложены, как кирпичная кладка» и «работали в… ну, в общем, в Управлении», что в нашем понимании однозначно расшифровывалось как ЦРУ. Мы никогда не допытывались, чем Джейми занимался в прошлом или чем сейчас. Нам было только известно, что это как-то связано с «безопасностью». Чарли несколько раз пытался вывести разговор на САС. «А как точно расшифровывается САС? – спросил он как-то раз. – Это ведь…»
«Специальная авиадесантная служба», – встрял я, надеясь, что Джейми что-нибудь добавит.
«Ну… да… ээ… Специальная авиадесантная служба… точно», – сказал Джейми, запинаясь. Он всегда так делал, чтобы отвязаться от наших приставаний. «Ага… а может, Скандинавская авиадесантная служба… или еще что-нибудь».
И мы возвращались к рассматриваемому вопросу. Как узнать, что под машиной заложена бомба, как уйти от слежки, укрыться от артобстрела, отбиться от нападения, как разговаривать с похитителем или как вести себя на минном поле. Устные лекции подкреплялись курсом медицинской практики, где нам показывали жуткие фотографии огнестрельных ранений, порезов от мачете и оторванных противопехотными минами конечностей. Казалось, в жизни не было такой угрозы или членовредительсва, которые не встречались бы Джейми. Складывалось впечатление, что он мог разобраться со всеми проблемами бесстрастно и умело – в его биографии были даже встречи с медведями в Сибири и на Аляске – пункте, который нас особенно интересовал.
«Однажды я столкнулся с… не знаю точно, что это был за медведь, – рассказывал Джейми. – Я бы сказал, что это гризли, но в них не разбираюсь. Дело было у одной реки на Аляске. Мы только забрались на гору Мак-Кинли, и тут…»
«Это самая высокая гора в Северной Америке, да? Это на ней тренируются перед восхождением на Эверест?» – спросил Чарли.
«Э-э… ну да, ну да. Так вот, нам дали отдохнуть пару дней, а я люблю порыбачить, знаете ли. Ну, спустились мы на полуостров Сьюарда с приятелем – его звали Фил Летучая мышь, потому что у него один глаз был полуприкрыт, он был ростом метра под два, парень из САС, и все такое…» И Джейми пустился в очередную захватывающую историю.
За трехдневный курс Джейми внушил нам: есть несколько железных правил, которые ни в коем случае нельзя нарушать во время путешествия через Центральную и Восточную Азию.
«Я бы сказал, что не стоит ехать ночью или ранним утром. Это то самое время, когда у людей – ну, вы понимаете, я сейчас говорю про те далекие места – в общем, когда у плохих ребят руки чешутся. Для них это обычная деловая операция. Ограбив кого-нибудь, вас, например, они бы предпочли уносить добро незаметно, то есть под покровом ночи. Так что советую путешествовать только днем», – говорил Джейми.

«Одевайтесь скромно, старайтесь никого не обидеть, – учил Джейми поведению на границе. – Если нужно час стоять в очереди – стойте. Не надо шустрить. И никогда – это очень важно – никогда ни с кем на границе не заговаривайте».

ЧАРЛИ: Проторчав полдня на границе, мы совсем раскисли. По сравнению с попыткой въехать на Украину, пересечение словацкой границы теперь казалось неутомительным пустячком. Мы предъявили кипу документов, и в британском посольстве в Киеве за нас хлопотали уже семь часов – но все без толку. Украинские власти принимали только оригиналы регистрационных документов на транспортные средства – то есть на наши мотоциклы и машины техподдержки. Ксерокопии их не устраивали.
Мы уже позвонили в филиал BMW в Англии – те отправили e-mail, потом еще в главный офис BMW в Мюнхене – те пообщались с московским представительством BMW, а оттуда был отправлен факс Киевскому BMW. Они связались с пограничниками и предоставили гарантии, что мотоциклы действительно принадлежат компании BMW и что на территории Украины их никто продавать не собирается. Никакого эффекта.
На границе нас встретил наш русский связной Сергей Грабовец – веселый, крепкий парень, бывший спецназовец, и Василий Нисиченко – высокий, немногословный русский врач, ни на минуту не перестающий курить. С этого момента они должны были присоединиться к команде и помогать Дэвиду и Рассу. Сергей тут же принялся за дело и связался со своим братом из-под Волгограда. Тот был большим полицейским начальником и мог помочь нам пересечь границу. Мы слышали, что к решению проблемы подключили даже КГБ: человек ночью выехал из Киева, до которого отсюда было 730 км, только чтобы поговорить с пограничниками. И все равно ничего.
«Не волнуйтесь. Все устроится», – говорил Сергей.
«Так мы все-таки поедем дальше или нет?» – спрашивал я. «Поедем. Максимум через десять минут».
Через четыре часа, после пяти вызовов для ответов на вопросы, мы все еще торчали на границе. Потом, наконец, поступили долгожданные хорошие новости. Два генерала, один из Львова, а другой из Киева, дали нам разрешение на въезд на Украину. Под напором огромной толпы людей, которая за нас ходатайствовала, пограничники и чиновники сдались.
Через два часа мы стояли уже в другой конторе и наблюдали за таможенниками, которые жевали обед и обсуждали, что им теперь с нами делать. Разрешение генералов дало нам право только на проход через зону иммиграционного и паспортного контроля. И теперь еще нужно было пройти таможню, которой заведовали совершенно другие люди. Конечно, они ничего о наших проблемах не знали. Все началось сначала.

«Предъявите оригиналы документов на мотоциклы, – хором запели таможенники до боли знакомую песню. – И еще: не мог бы Эван подписать пару открыток, пожалуйста?»

Клаудио вел съемку, используя приборы ночного видения и прячась для конспирации за дурно пахнущим зданием туалета. Он сделал потрясающе мудрое замечание: «Нужно ждать – больше ничего не остается. Рано или поздно им это тоже надоест».

В конце концов, когда мы уже почти дошли до ручки, чиновники тоже устали и согласились выдать нам транзитное разрешение, с которым можно было пересечь территорию Украины. Таможенник распечатал десять копий документа, который мы не могли прочитать, поставил печать на лицевой стороне каждой из них, перевернул пачку другой стороной, пропечатал обратную сторону всех бумажек и вручил нам счет. Мы с Дэвидом потащились вниз, оплатили его в кассе, забрали чек, сходили за очередной печатью для него и пошли наверх, где таможенник уже трудился над второй стопкой из десяти копий документа. Потом вся процедура повторилась еще раз. Вниз со счетом на вторую пачку, касса, чек и так далее – пока мы не оплатили пять полных наборов документов, по одному на каждый из трех мотоциклов и на каждую машину техподдержки. Потом эти пять пачек с документами нужно было отнести еще в четыре ведомства и поставить там уже другие печати. Наконец, еще через два с половиной часа, нам разрешили пересечь границу. «Ну вот, впереди Украина, а потом – Россия!» – триумфально воскликнул Эван по интеркому с интонацией генерала-завоевателя. Было около трех часов ночи.
ЭВАН: Мы устали как собаки, дико хотели есть и спать, но все равно были очень довольны. Я, правда, считаю, что задержки и препятствия делают поездку только интереснее. Ведь путешествовать – это не только сидеть за рулем мотоцикла. Мотоцикл всего лишь помогает доехать от одного интересного события до другого. Я с самого начала знал, что дольше всего буду потом помнить именно задержки и неудачи. То, что было сегодня, – как раз тот случай.
На самом деле, я наслаждался каждой минутой изматывающего процесса. Все эти переговоры меня просто завораживали. А пока Чарли и Дэвид торговались с чиновниками, я наблюдал, как к пограничному посту подъехал большой старый черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Открылась дверь, и из машины вышел мужчина в кожаном пиджаке, широких брюках и черных кожаных ботинках. Высокий и сухощавый, с торчащей изо рта сигаретой, он был похож на куницу. Я в жизни своей не видел человека более жесткого и устрашающего вида: тощий, костлявый, но одновременно весь какой-то сморщенный и действительно пугающий. Он направился в мою сторону, посмотрел на мотоциклы с явным неодобрением – сигаретка во рту слегка покачалась – развернулся и пошел обратно к пограничникам. Опустилось боковое стекло машины. Из него выглянул еще один парень. Я увидел второго самого страшного человека в своей жизни. Там были такие лица, что я как-то сразу почувствовал: убить человека для этих людей – пустяк. Они бы справились даже без каких-либо эмоций, кроме, разве что, раздражения.
Человек-куница забрал свой паспорт и залез обратно в «Мерседес». Но прежде чем сесть на сиденье, он повернулся и устроил солдату, который помыкал нами сегодня весь день, жуткий разнос – только искры сыпались. Размазал его по асфальту. Жуткое зрелище. Мы перед этим солдатом бегали весь день на задних лапках, а теперь он стоял перед человеком-куницей, как наказанный школьник, опустив голову, испуганный и подобострастный. Потом страшный человек сел в машину и удалился. Все свидетели этой сцены с облегчением вздохнули. Жуткий, просто жуткий человек.

Поэтому, когда перед последней проверкой нарисовался Роман (так звали того владельца отеля, с которым познакомился Чарли), я разрывался между желанием нормально поспать и сильнейшими подозрениями относительно его мотивов. Мы сели на мотоциклы и в сопровождении наших машин техподдержки медленно проехали через последние кордоны. Увидев длиннющую очередь из легковушек и грузовиков, по несколько дней ожидавших разрешения на выезд из Украины, мы почувствовали себя победителями. Нам удалось поработать вместе как единая команда. Метания Дэвида и Расса на словацкой границе уступили место спокойному профессионализму. В первую очередь именно их усилиями мы победили систему. Наши документы оказались не на высоте, но Дэвид и Расс убедили украинские власти уступить и впустить нас. Радость успеха несколько заглушало гораздо более простое чувство, которое лучше всех выразил Чарли: «Я так устал, что уже визжать хочется».

Я размышлял, можно ли доверять Роману, и тут вспомнил слова Джейми Лоутер-Пинкертона, сказанные им при расставании. «И последнее, – сказал он много месяцев назад, когда мы сидели в объятиях мягких диванов в его уютном загородном доме. – Верьте своим инстинктам. Первое впечатление, как правило, оказывается самым верным – это особенно касается ситуаций на чужой территории. Не могу передать, насколько это важно. Если есть хоть тень сомнений, остановитесь, осмотритесь, и потом поезжайте в противоположном направлении. В любой обстановке».

И вот теперь, когда нужно было принять жизненно важное решение, я слишком устал и не мог нормально соображать. Меня несколько беспокоило, что Чарли так просто сошелся в очереди с совершенно незнакомым человеком. Который еще, плюс ко всему, буксировал обратно на Украину машину, до того обысканную и «раздетую» пограничниками. И теперь этот махинатор говорит, что у него есть собственный отель, в который он нас и зазывает. Откуда мы знаем, есть ли он у него на самом деле? Я считал, что поездка туда могла оказаться верхом глупости, но моего мнения никто не спрашивал. Это ответственное решение Чарли принял единолично. Конечно, глупо устраивать конференции каждые пять минут, но иногда посоветоваться с друзьями все же неплохо. А тут тебе быстренько сообщают куда ехать – и все. Но таков уж Чарли.
Сергей советовал не принимать приглашение. Дэвид и Расс не знали, что думать, но Чарли был полон решимости. «Все нормально, – заявил он. – У меня хорошие предчувствия. Поехали».

Хлібом нас, українок, не годуй, дай позалицятися до файного хлопця! Що? Мова? Ой, та це такі дрібниці! Ми йому посміхаємося, він нам – сполошне порозуміння! Ах як же він посміхався! Як ясне сонечко! За таку посмішку ні хвилини не вагаючись стрибнула б з ним у гречку! «Кохання, кохання, з вечора до рання…» Гарний хлопець! Жаль мало побув.

Ще простіше Юен знайшов спільну мову із бабусею. Якщо спочатку тільки насолоджувався мовою калиновою, що лилася як лагідний мед із уст доброї старої жінки, то потім зовсім навчився розуміти. Як оце таке може бути? Не знав ні єдиного слова, а тут бац! – все зрозумів! Бо розмовляли вони не мовою людською, це души їх спілкувались. А рідним душам мова людська не потрібна. Бабуся навіть і не помітила, що ангел з нею англійською спілкувався. Ніколи вона цієї англійської не знала, а його розуміла. Благословила його в путь, хай щастить йому у дорозі, хай Бог помагає добрій людині! Буде згадувати цю чарівну зустріч і молитися довгими українськими вечорами
за хлопця с ясними блакитними очима та щирою посмішкою, який приїхав здалеку щоб присісти біля її криниці, наповнити радістю її день, і помчати далі на своєму залізному коні, далеко за обрій, в інші краї, до нових зустрічей із простими, як вона людьми. Він ще не знає, що там чекає його маленька дівчинка, яка назве його татом. Він ще не знає, а стара українська бабця відає це, бо вже давно живе на цьому світі і навчилась бачити не тільки очима.

Если буду писать роман когда-нибудь, то обязательно на украинском. Давно заметила, что украинском легче передать чувства. "Мова кохання". Жаль, вот только общаться на украинском не умею, только писать, слушать, читать, понимать.

Вдохновение навеяла в первую очередь книга Юэна, а стиль ответа Остап Вишня, чьи "Весняні усмішки" сейчас читаю. Вот так и получилось - начала с юмора Остапа, а закончила тем, что на душе. Но это всё Юэн! Он проехал по моей родине и ему понравилось именно то, что нравится мне. Примечательно, что расслабился и забыл про мафию он в Киеве. В городе, в который я влюбилась с первого взгляда. Там особая атмосфера.
Жду продолжения, рассказ Юэна про Киев

Кстати, циганка то ему правильно нагадала. Не знаю про обман, но судьбоносная встреча его ждала в пути.

В фильме было только то, что в гостинницу они заехали на мотоциклах, и Юэн уже упоминал об этом выше. Может, что-нибудь ещё интересненькое будет